Евангелие от Соловьева

Оба охранника заученными движениями потянулись к холмикам под пиджаками, свидетельствующим о наличии огнестрельного оружия, и замерли в столбняке в глупых позах и с полными ужаса широко раскрытыми глазами. Они не могли видеть, как мощная дубовая дверь, к которой стремительно несся их патрон, вдруг замерцала, стала переливаться всеми оттенками коричневого цвета, постепенно меняя консистенцию на жидкую и собираясь каплями в причудливый узор, напоминающий соты неведомых дубовых пчел. Под напором света изнутри дверь испарилась, открыв грозную и величественную картину.

Все пространство комнаты заполнилось холодным огнем, настолько ярким, что смотреть на него было нестерпимо больно. И все мы, явившиеся свидетелями зрелища, невольно сощурились и подняли руки, пытаясь защититься от всепроникающих лучей. Перстень на моем пальце налился огнем. Уверен, что перстень Билла повел себя так же.

В центре огня с трудом можно было разглядеть очертания Даниила, Его левая рука притягивала к Себе летящее безвольное тело, а правая покоилась на груди. Не могу сказать, что в комнате царил страх, скорее, абсолютное недоумение. Пожалуй, только Билл и я, как свидетели и не такого проявления могущества нашего патрона, могли воспринимать происходящее адекватно.

В головах же Тернера и Блэра происходила революция. Вряд ли идея о существовании Бога могла быть еще более конкретно внедрена в их материалистическое сознание.

В мозгах обоих вертелись обрывки молитв, услышанных в детстве. Они никак не могли сложиться хотя бы в одно законченное предложение. На этом фоне явственно проступили культурологические различия чопорного англосаксонского и демократического американского воспитания. В голове Блэра рефреном билось: «О черт!»— что, скажем прямо, очень неуместно. А Тернер был и вовсе во власти ненормативной лексики, тем не менее довольно близкой по смыслу к выражению английского премьера, но подразумевающей интимный контакт с происходящим.

Тело застыло в непосредственной близости от вытянутой руки Спасителя, и все пространство заполнил Его глас. Столь низкий, что металлические предметы письменного прибора на столе Теда завибрировали.

— Кто ты, что посмел явиться и требовать удовлетворения своего ничтожного тщеславия с именем врага человеческого на устах? Паяц, возомнивший себя властителем судеб, самовлюбленный глупец, забывший о слезах избравших тебя. Кто ты, чтобы встать между паствой и поводырем? Кто ты, чтобы вопрошать твоего повеления для встречи Отца с заблудшими детьми? Очередной фарисей, книжник, любомудрствующий глупец, не видящий света истины за жалким мерцанием собственного эго. Представитель народа, так и не принявшего Бога и изолгавшего Писание в угоду блудливому монарху; чьи священнослужители погрязли в мужеложстве и сан возлагают на женщин и изгоев, служа не Отцу Моему, а своей похоти и извращенности; чьи политики веками наживаются на крови угнетенных и порабощенных народов! Вы, наследники тьмы Рима, как смеете вставать на пути света?

Изыди с глаз Моих и знай, Страшный суд идет, и будет он беспощаден к дьявольскому семени! И помни, справедливость настигнет каждого! И не в ваших судах она, а в одном слове Отца Моего!

Свет исчез, уступив место мощнейшему порыву ветра, подхватившего несчастного Блэра с охраной и вынесшего их вон из зоны нашего видения.

Местный катаклизм завершился так же внезапно, как и начался. Ни Тед, ни я, ни Билл не успели сдвинуться с места. Дверь, разлетевшаяся под давлением Божественного света, оказалась там, где положено.

Даниил остался у Себя, Тед в смущении попытался приподняться в кресле и что-то сказать нам. Билл сделал успокаивающий жест рукой, но пресен, Тернера было нельзя.

Захлебываясь от восторга, он заверещал, подпрыгивая в кресле. Ребячество, не соответствующее ни его возрасту, ни положению.

— А парень крут! Как вмазал! Парни, я ваш! Вот человек! Рейтинг будет, я вам точно говорю! Да если у меня и были еще какие-то сомнения, то теперь готов по Его указанию пыль с дороги сдувать! Вот это мощь! Господи, счастье какое!

Тед бухнулся на колени и стал истово креститься, отбивая невпопад земные поклоны.

— Значит, не зря жил, не зря телевидение создавал, все-таки есть Бог, есть, и Он у меня в программе. Слава Тебе, Боже! Нет высшей награды за жизнь!

— Вот она, истовая вера телевизионщика: чудеса состоялись, обращение безбожников в веру завершено — за работу, товарищи.

Истовость Тернера вызвала у меня плохо скрываемую иронию. Неужели этот осел действительно считает, что происшедшее служило задаче обращения его в нашу веру? Воистину нет предела человеческому эгоцентризму, неотличимому от глупости.

— Вставай, Тед, еще намолишься. Дел невпроворот. «Хитроу» через пару часов подвергнется десанту со стороны бортов номер один из всех сколь-нибудь значимых стран. В Лондоне будут пробки из эскортов политических лидеров. Если хочешь завтра поужинать, советую заказать столик в ресторане прямо сейчас. Приход Спасителя превратится в местный хозяйственный бум. Так что давай на телефон — и постарайся этого избежать, обеспечь логистику.