Евангелие от Сына Божия

Уж не важно как, но я понял, что должен повести моих последователей к Большому храму и испытать те муки, которые мне там уготованы. И медлить негоже, пусть даже время года для подобных походов не совсем благоприятно. Хуже выбрать было нельзя. Приближался Песах. В Иерусалим стекались евреи из Иудеи и Галилеи. Ведь никто из нас не забыл, что этот праздник посвящен нашему бегству из Египта. Сорок лет бродили мы по пустыне, прежде чем нашли новую землю. И, попав туда, стали процветать. Но потом мы утратили ее вновь. Теперь нами правят римляне. Крупные восстания евреев против римского владычества чаще всего случались именно под Песах. Потому-то идти в Иерусалим было сейчас крайне опасно. Наши сердца жгла память об утраченной славе страны.

30

Я уже совсем собрался в Иерусалим, но был вынужден задержаться в Галилее. Мои сподвижники никак не могли решить, когда же нам все-таки выступить в путь. Даже утром в день, когда мы наконец договорились идти, опять случилась задержка. Исчез Левий. Оказалось, он пьет вино с какими-то людьми, которые нас ничуть не почитали. Остальные апостолы рассвирепели.

— Пускай нас будет одиннадцать, а не двенадцать! — сказали они. — Обойдемся без него.

Я произнес:

— Если у человека есть сотня овец и од на из них потеряется, как думаете, пойдет он в горы ее искать? И если удастся вернуть заблудшую овцу, не будет ли он рад ей боль ше, чем остальным девяноста девяти?

Петр возразил:

Господин мой, в детстве я жил с дядей, а был он пастухом. Поэтому я тоже пас овец. Так вот, у нас не было принято гоняться за заблудшими овцами. Мы старались уберечь хороших.

Ты не прав, — молвил я. — Сын Человеческий пришел в мир, чтобы спасти заблудших.

И в этот миг я услышал, как Господь вздохнул. Он избрал детей Израиля своим народом уже тысячу лет назад. И сколько же овец разбрелось за это время неведомо куда! Я остался ждать Левия.

Он вернулся под вечер, полубезумный. Человек, который пропьянствовал день напролет, остро чувствует все зло, всю неправоту людскую — потому и пьет. Это его способ защититься. Может, Левий слишком хорошо знал, какие беды ждут нас в Иерусалиме?

В ту ночь я долго проповедовал — вероятно, чтобы умерить непокой собственной души. Я продолжал говорить, даже когда огонек внимания в глазах моих апостолов тускнел и гас. Что ж, они слушали меня не единожды. Но среди нас были новые лица. И я решил учить, прибегая к иносказаниям. Я давно понял, что люди, будучи созданиями Господа, во многом унаследовали Его гордыню. Им легче учиться без наставничьего кнута. Полезнее отгадывать загадки, чем выслушивать назидания. Так они быстрее проникаются Божьим духом. Поэтому я предложил им такую притчу:

— Царство Небесное подобно человеку, посеявшему на поле своем доброе семя. Но когда он спал, пришел враг его и посеял между пшеницей плевелы. И вместе с пшеничными ростками взошли сорняки…

Тут меня прервал один из слушателей:

Следует ли слугам хозяина прополоть поле?

Нет, — ответил я. — Иначе они вырвут и пшеницу. Пускай добрые колосья и сорняки растут бок о бок до самой жатвы. Тогда и только тогда можно отделить плевелы, связать их в снопы и сжечь. А пшеницу принести в дом.

Но тут у меня возник вопрос к самому себе. Хорошо ли Божьи ангелы умеют отличать добро от зла? В своих скитаниях я познал хитрость простых людей. А священники и того хитрее. Что, если перед райскими вратами стоит часовенка, вроде домика сборщика налогов? Если так, в рай могут проникнуть множество нечестивцев.

Я убеждался снова и снова: людям не так уж и важно, велики они ростом или малы, худы или толсты, красивы или уродливы. Их не волнует даже, есть ли сила в их руках. Зато по жизни их ведет одна общая страсть — алчность.

Недаром Петр сказал мне: «Мы бросили все и пошли следом за тобою. Что мы получим взамен?» Поэтому я рассказал еще одну притчу — специально для Петра:

— Хозяин нанял работников по динарию за день и послал их на виноградник. Прошло два часа, и он нанял еще людей, потом через пять часов и даже через восемь. В конце дня он велел своему управителю позвать работников и расплатиться с ними. Каждый — не важно, работал он с первого часа до последнего или всего ничего, — получил по динарию. Первые возроптали, поскольку считали, что должны получить больше. Но хозяин сказал: «Разве не вы согласились работать за один динарий? Берите то. что вам причитается, и уходите. Я всем дам поровну. Пусть последние будут первыми и первые последними».

Я воодушевился от силы моего голоса. Я говорил с таким напором, что Господь шепнул мне на ухо:

— Довольно! В твоих речах таится семя недовольства. Когда меня нет рядом, тебя сопровождает дьявол.

Мне почудилось, будто Бог коснулся моего лба шипом терна; я уже не мог бы сказать наверняка, чей голос я только что слышал. Я понял, что быть Сыном Божьим вовсе не то же самое, что быть князем рая. Мой удел — ходить у Него в подмастерьях и учиться говорить просто и мудро, не ошарашивать людей потоками красноречия, а главное — и самое трудное — различать, когда моими устами говорит Бог. а когда нет.