Евангелие от Сына Божия

Он говорил со мной как истинный мудрец. Быть может, он — главный книжник Большого храма? Манеры его были мягки, под стать ухоженной бороде. А речи — прекрасны, как лик. Только глаза были блекло-голубые, выцветшие, как затянутое обланами небо. И я ему не доверял. Но внимательно выслушал его вопрос:

— Все мы здесь обрезаны. У всех у нас единая вера. Многие в этом Храме полагают, что ты пришел не за тем, чтобы разобщить народ, а напротив — приблизить нас друг к другу. И мы все еще верим в это, хотя непокой клубится вокруг тебя, как пыль перед бурей. — Он помолчал, чтобы слова его прозвучали с большей силой. Все замерли.

— Бури, — продолжил он, — бывают и очистительными. А посему скажи, наставник, когда нам явится Царство Божие?

Он говорил, а мне слышались два знакомых голоса, которые живут бок о бок в каждом фарисее. Их речи всегда обходительны, но в них неизменно сквозит скрытая издевка, незаметная, как пыль в песке. Я, тем не менее, слушал. Поскольку он не вполне отвергал идею, что я — Сын Человеческий. Возможно, пославшие его священники тоже готовы внимать моим словам. Поэтому мы говорили на равных. Только на втором часу беседы он выказал знание скрижалей и вежливо, ненавязчиво завел спор об исцелениях в Субботу.

— Помнишь ли ты стих, — спросил он, — где сказано: «Когда сыны Израилевы были в пустыне, им встретился человек, собиравший дрова в день Субботы, и они привели его к Моисею и Аарону и ко всему обществу. И сказал Господь Моисею: «Должен умереть человек сей. Пусть побьет его камнями все общество». И люди вывели его вон из стана и забили камнями до смерти». Это было тысячу лет назад, и сегодня наше общество не стало бы убивать этого человека. Но принцип остается незыблемым. В Субботу работать нельзя.

Я возразил, что отвечал на этот вопрос уже много раз.

— Если вы в Субботу обрезаете младенца, значит, можно и снять шоры со слепца, и вправить кость хромому.

Но тут он заговорил так красноречиво, что я не знал, как и где смогу его прервать. Он произнес:

— Я ждал этого разговора целый год. Я много размышлял о твоих деяниях, наставник, и скажу словами, которые пророк Самуил обратил когда-то к царю Саулу: «Непокорность — такой же грех, как колдовство». Подумай над тем, что я сейчас сказал. Если ты пришел от Того, Кого не хочешь объявить, но Кого предлагаешь нам почитать за Бога, почему не скажешь об этом прямо? Потому что, если ты не хочешь назваться, от твоих добрых дел произойдет много страданий. Твои исцеления покажутся нам колдовством, причем колдовством, полыхающим пламенем восстания. Мы здесь, в Храме, боимся этого пламени. Вот уже десять сотен лет мы трудимся, чтобы познать Книгу. Многие отдали свои жизни за Пятикнижие Торы. Но мы сумели — единой силой нашей веры — возвести стены этого Храма. И живем теперь светом, который он нам дарит. Это тот же свет, что пролился на нас благодаря деяниям мучеников. Они принесли себя в жертву нашим скрижалям и законам. И я напомню тебе, что написано в Первой книге Маккавеев. Царь Антиох, царь язычников, был поставлен над нами, и он провозгласил всему царству, что все его подданные, и евреи и неевреи, теперь должны составить единый народ. И нам повелели повиноваться законам новой религии, хотя это была чужая для нас религия.

Неевреи согласились. К нашему стыду, многие дети Израиля тоже склонились к идолопоклонству. Этих отступников, принявших эдикты Антиоха, оказалось так много, что единственной пробой истинного еврея стало: предаст он Субботу под страхом смерти или не предаст.

Потом царь Антиох запретил нам обрезать младенцев. За ослушание полагалась смерть. Правоверным евреям пришлось бежать из Иерусалима. Жрецы царя Антиоха клали на алтарь свиней. Смерть ожидала любого, кого застанут с Книгой в руках. Обрезанных младенцев солдаты убивали на месте. И вешали священников, исполнивших обрезание.

Тогда мы и поняли, что наша Книга не сможет обуздать зло, если все мы, до единого, не будем абсолютно повиноваться всем Ее законам. Поэтому, слушая твои речи, мы не всегда слышим в них понимание тысячелетней истории Книги. Мы не чувствуем в тебе почтения к мученикам, павшим во имя наших законов. Вместо этого ты, в своем рвении услужить Богу, ведешь к Нему сборщиков податей, грешников и далее необрезанных. Ты стремишься уничтожить все, что познал за годы учения. Неужели ты не понимаешь, что слепое отвержение закона так же дурно, как идолопоклонство?

Среди собравшихся раздавалось все больше и больше одобрительных возгласов. Кое-кто из моих людей тоже бормотал, что книжник прав. А когда он вспомнил невинно убиенных, многие заплакали.

Я медлил с ответом. Но наконец произнес:

— Не думай, что я пришел, чтобы отвергнуть закон и пророков. Я пришел не разрушать, а исполнять. — Тут я на миг умолк и заглянул в его выцветшие голубые глаза. — Если вера моих последователей не превзойдет веры твоих книжников и фарисеев, нам не обрести Царство Небесное.

И добавил — прежде, чем он успел ответить: