Евангелие от Сына Божия

Он вернулся домой и смирился со своей немотой. Вскоре, однако, ему пришлось дивиться новому чуду. Ибо, потеряв речь, он вновь обрел мужскую силу. Плоть его поднялась, даровала Елисавете семя, и она зачала.

Боясь не выносить Богоданное дитя, Елисавета не покидала постели. Но ребенок во чреве все не шевелился.

Эта беременность длилась уже шесть месяцев, когда Гавриил наведался к моей матери. И Мария, оставив Иосифа раздумывать о том, как осуществлять опекунство над беременной девственницей, отправилась в горы — навестить свою двоюродную сестру.

Едва Елисавета увидела мою мать на пороге, ребенок у нее в животе забился, и она, возликовав, воскликнула:

— Мария, ты благословенна! Из поколения в поколение будут благодарить тебя люди.

Марии польстили эти слова. Елисавета была женщиной знатной: род ее (со стороны, не связанной с моей матерью} восходил к Аарону, брату самого Моисея. Благословение Елисаветы запало в душу Марии, и наряду со смирением в ней поселилась гордыня. Немногие осмеливались с нею спорить. На все возражения она отвечала:

— Тот, кто всемогущ, наделил меня ве ликой милостью.

Вскоре она совершенно уверовала, что изрекает одни лишь непреложные истины. Иоанну Крестителю она явно благоволила и любила вспоминать:

— Только Елисавета увидела меня, Иоанн зашевелился у нее во чреве.

В день, когда мой троюродный брат появился на свет, Захария вновь обрел дар речи и смог благословить сына.

И вот Иоанн вырос. Был он тощ — куда худее Захарии и Елисаветы. Жил отшельником в пустыне и проповедовал у излучины реки Иордан. Паломники, желавшие отмолить многие грехи свои, стекались сюда толпами. Иоанн вкладывал в проповеди такую силу слова и страсть души, что первосвященник Большого храма прислал из Иерусалима левитов, чтобы спросить его:

— Кто ты? Уж не Христос ли?

«Христос» — по-гречески «мессия». Многие просвещенные иерусалимцы предпочитают изъясняться по-гречески.

Но Иоанн ответил:

— Я крещу водой, и только водой. Я не Мессия.

Фарисеи были разочарованы. Они сказали:

Ты совершаешь обряд крещения, не будучи Христом. Кто же ты?

Я — глас вопиющего в пустыне, — ответствовал Иоанн. — Но вслед за мною при дет другой, пока вам неведомый. Он выше меня и избран Господом, я же не достоин расстегивать его сандалии.

Иоанн произнес эти слова накануне моего прихода. А я и знать об этом не знал. Я собирался идти к нему как обыкновенный паломник.

10

Люди рассказывали, что Иоанн носит лишь повязку из верблюжьего волоса вокруг чресл. И это оказалось правдой. Он был наг и черен от знойного солнца, куда смуглее всех навещавших его паломников, — худющий человек с длинной редкой бородой.

По слухам, Иоанн утверждал, будто мясо и вино поселяют в человеческом теле демонов. Поэтому сам он питался только диким медом и саранчой. Говорят, саранча помогала Иоанну изгонять неверие из сердец его паствы. А дикий мед согревал его голос, когда он взывал словами пророка Исайи:

— Сделайте извилистые дороги прямыми, а ухабистые гладкими — для Господа нашего!

Рассказывали также, что от употребляемой им в пищу саранчи дух Иоанна сделался суров и он вопрошал кающихся грешников:

— Змеиное отродье, кто предупредил вас, чтобы вы бежали от грядущего гнева Господня?

А когда люди спрашивали: «Что же нам делать?» — Иоанн отвечал:

— Пусть тот, кто имеет два теплых одеяния, поделится с тем, кто не имеет ничего.

Еще он твердил о Том, кто сильнее его, Иоанна, и придет за ним следом.

Впервые его увидев, я поспешно отвел глаза. Недолго осталось ему пробыть в нашем мире. Я понял это так ясно, словно смерть уже распростерла над ним свои крыла.

Затесавшись в толпу паломников, я смог разглядеть Иоанна прежде, чем он увидел меня. Люди принимали крещение, уходили, я оставался. Место было голым и пустынным, но, сокрытый в тени большого камня, я пронаблюдал за обрядом крещения много раз. За полдень, когда камни раскалились под палящим солнцем, мы наконец остались вдвоем, и я выступил вперед.

— Я ждал тебя, — коротко сказал Иоанн.

Глаза его были разом светлее неба и бледнее луны. Редкая борода длинна. На щеках и в ушах кустились волосы. В бороде застряли крылышко и лапка саранчи, чему я немало удивился. Ведь Иоанн много раз на дню погружался в воду, омывая новообращенных. Откуда же остатки пищи? Но это не отвращало. Просто лицо его было изборождено ущельями, и, естественно, там водились малые твари.

Иоанн взглянул на меня и произнес:

Ты — мой троюродный брат. — И добавил: — Я знал, что ты придешь сегодня.

Почему ты знал?

Он вздохнул. Дыхание его прошелестело ветром в пустыне. Он ответил:

— Мне велено ждать тебя. Но я очень устал. И рад, что ты уже здесь.