Евангелие от змеи

Зонтики-отражатели и стационарные кинокамеры были установлены вокруг огромной кровати, застеленной голубым бельем, диванчика с бархатной обивкой бутылочно-зеленого цвета и полукруглых кресел. На металлических стеллажах, установленных вдоль стен, хозяин аккуратно разложил кассеты, пленку и коробки с дисками.

Фотографии и полароидные снимки —их, скорее всего, делали, когда ставили свет и искали нужный ракурс, —валялись на столе, обтянутом белым меламином, рядом со сверхплоским монитором компьютера.

—Мадо, моя сестра, —выдохнул Бартелеми.

Он показал Люси фотографию улыбающейся девочки-подростка —она стояла рядом с мужчиной, вернее, с половиной мужского торса. Снимок запечатлел только складки отвисшего брюха, гениталии и бедра. На других фотографиях Люси увидела практически один и тот же сюжет —с небольшими вариациями: девочки и зрелые мужчины, магия контрастов, извращенная невинность.

Мужских лиц ни на одном снимке не было —только низ живота и руки, словно целью их существования было обладать и развращать.

—Вот его аппаратура для записи на DVD.

Бартелеми кивнул на машину, подсоединенную кабелями к экрану, сканеру и компьютеру. Диски лежали на стеллаже —стопка нераспечатанных и готовая продукция, подписанная печатными буквами и зашифрованная: A.02.FS v\nv\J.04.EF.

—Кодовые имена. Для клиентов, —пояснил Бартелеми.

—И ни одна девочка ни разу никому ничего не рассказала?

Родителям? Друзьям? Учителям?

—Мадо говорила мне, что отец и его дружки угрожали убить их, если они посмеют открыть рот. А еще я думаю, что некоторые родители были в курсе и получали свою долю.

Тяжело опираясь на трость, Люси подошла к ближайшему креслу. Запах разложения, пропитавший весь дом, почти не чувствовался в студии, но здесь к нему примешивался какой-то неуловимый оттенок —может, так пахли страх и угрызения совести приходивших сюда мужчин. Одетый в заляпанную майку и вылинявшие джинсы, угловатый и нескладный, как олененок, Бартелеми мало чем отличался от своих ровесников, но Люси пока не могла воспринимать его отдельно от грязи и ужаса этого дома.

—Теперь нужно предупредить полицию, —устало прошептала она.

—И что это даст?

Прежде чем опуститься в кресло, Люси обвела рукой помещение и спросила, сдвинув брови:

—Не думаешь, что нужно остановить все это?

Он бросил короткий взгляд на полароидный снимок, глянцево блестевший в свете неоновых ламп.

—Возможно, легавые арестуют дружков отца и тех, из Шартра —хотя и это не факт, но одно я знаю точно —всего этого они не прекратят. Все это заложено в коллективное бессознательное человека, все это всплывает на поверхность, как грязная пена, после столетий запретов. Сеть —это коллективное бессознательное, до которого легко добраться, кликнув мышкой, настоящая помойка, в которой можно откопать любую мерзость, подавлявшуюся и копившуюся два тысячелетия. И ты очень ошибаешься, если веришь, что, предупредив полицию, сможешь изменить что бы то ни было во всем этом!

Потрясенная его страстной речью, Люси сидела, не поднимая глаз. Нога у нее опухла и посинела, ей не удалось не только обуться, но и надеть носок, предложенный Бартелеми. Тишину в студии нарушал только тяжелый монотонный шум дождя.

—Ты бросил школу, но разговариваешь по-книжному, —наконец сказала Люси. —Где учился красноречию?

—На форумах в Интернете. Я не участвовал в дискуссиях, но составлял собственное мнение, выслушивая аргументы сторон.

—И все-таки твой отец —преступник. Если оставить его на свободе, есть риск, что он начнет все с начала.

—Не начнет.

—Как ты можешь быть так уверен?

Взгляд чернильно-черных глаз Бартелеми встретился со взглядом небесно-голубых глаз Люси.

—Знаю, и все. Уж поверь мне.

—Поверить? Думаешь, это так легко сделать? Мы познакомились вчера вечером...

—Но мы часто писали друг другу. И я видел тебя совсем голой.

Щеки и лоб Люси покрылись дурацким румянцем.

—Ну и что с того?

—Я не вру женщине, которую видел обнаженной.

И мне нечего от тебя скрывать.

—Ты... —Люси села поудобнее и прокашлялась. —Ты убил отца, ведь так?

Бартелеми молниеносным движением смахнул со стола фотографии, с яростью ударил кулаком по гравировальной машине.

—Папаша в конце концов нашел мое убежище, —произнес он дрожащим от гнева голосом. —Мы подрались.

Я вырвал у него нож. И ударил его в живот. И в грудь, и в лицо. Мне показалось, он был рад, что умирает. Думаю, собственная жизнь приводила его в ужас. Кажется, он был мне благодарен. Его тело все еще там, наверху.

—Почему ты сидел в тайнике с трупом отца?

Бартелеми пожал плечами, глаза его были мокрыми от слез.

—Я боялся его дружков из Шартра. К тому же, Ваи-Каи говорит, когда убиваешь кого-то, в полотне человеческого бытия появляется разрыв...

Люси вдруг захотелось взять Бартелеми на руки, как ребенка. Маленького ребенка, которого у нее никогда не было.

—Эти самые бандиты из Шартра, о которых ты мне рассказал, они могут здесь нарисоваться? А все остальные, участвовавшие в...

—Через неделю Рождество, —перебил ее Бартелеми.

—Могу я... Можно мне провести его с тобой?