Евангелие страданий

Или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть, – то есть любовь к Богу это ненависть к миру, а любовь к миру это ненависть к Богу; и значит, здесь идет великая борьба любви и ненависти; значит, здесь то место, где надлежит быть самой страшной борьбе. И где это место? В человеческом сердце. Поэтому тот, кому довелось испытать борьбу в своем сердце, часто стоял, быть может, ища развлечения в буйстве стихий и сражении сил природы, – ведь он чувствовал, что эта борьба подобна игре, в которой все равно, победит ли шторм или море. Ведь и правда, из-за чего бороться шторму и морю и за что им бороться! Иное дело борьба в человеческом сердце, когда, – идет ли дело о миллионах или гроше, – борьба идет за то, чтобы человек ради Бога и по любви к Нему пожелал это оставить. Ведь нет страшнее этой борьбы, потому что борьба идет здесь за высшее. Этот грош кажется ничем, и кажется, будто борьба идет из-за пустяка, из-за гроша, и все же борьба идет здесь за высшее, и на карту поставлено все. Ведь разве девушке не все равно, предпочтет ли ее любимый ей тысячу талантов или грош?

Конечно, перед лицом этой страшной борьбы грусть бывает забыта, но здесь мы встречаемся с чем-то удивительным, а именно с тем, что человеку доверен выбор. Какое только блаженство не обещает это тому, кто делает верный выбор.

Выбор; сможешь ли ты, мой слушатель! – одним-единственным словом выразить что-либо более удивительное; сможешь ли ты, даже если ты будешь из года в год говорить, суметь сказать о чем-либо более удивительном, чем выбор, возможность выбора! Ведь хотя и верно, что все блаженство заключается в том, чтобы выбрать Истину, но и сам выбор все же является удивительной возможностью. Какое дело девушке до списка всех прекрасных качеств будущего супруга, если ей не доверено выбирать; и, напротив, что более замечательное – хвалят ли другие ее любимого, говоря о многих его совершенствах, или же указывают на многие его ошибки – может она сказать, чем слова: он – выбор моего сердца! Выбор – да, это дивное сокровище, но оно не предназначено для того, чтобы его закопать и спрятать; ведь выбор, который остался без употребления, это хуже, чем ничто, это западня, в которую человек поймал сам себя, став рабом, поскольку он не стал свободным – сделав выбор; ведь выбор это благо, от которого ты никогда не сможешь уйти, оно останется при тебе, и если ты не станешь им пользоваться, оно станет тебе проклятием. Выбор не между зеленым и красным, не между золотом и серебром, – нет, выбор между Богом и миром. Знаешь ли ты что-то большее, между чем можно выбирать? Знаешь ли ты более ошеломляющее и смиряющее выражение Божьего снисхождения к человеку, чем то, что Он, предлагая выбор, ставит Себя в определенном смысле в один ряд с миром только для того, чтобы у человека была возможность выбрать; чем то, что Бог, – если язык допускает такое выражение, – делает предложение человеку, что Он, от века Сильный, делает предложение слабому человеку, ведь всегда более сильный делает предложение более слабому. Сколь мало значит даже выбор девушки между женихами по сравнению с этим выбором между Богом и миром! Выбор; ведь разве это изъян – то, что здесь человек не просто может, но должен выбрать? Разве не было бы юной девушке весьма полезно иметь серьезного отца, который сказал бы ей: «Моя родная, тебе дана свобода, ты можешь выбрать сама, но ты должна выбрать»; разве было бы ей полезнее, обладая свободой выбора, все выбирать и выбирать, жеманясь, и никогда так и не выбрать!

Нет, человек должен выбрать; так Бог остается непоругаем, и так Он отечески заботится о человеке. Ведь если Бог снизошел до того, чтобы стать Тем, Кого можно выбрать, то человек должен выбрать – Бог не позволит глумиться над Собой. Поэтому если человек этот выбор не делает, он, тем самым, дерзко выбирает мир.