Замечательно, что лучшие философы сами глубоко чувствовали немощь естественного ума и желали помощи и озарения свыше. Сократ говорил своим ученикам: «Не надейтесь исправить человеческие нравы, доколе сам Бог не благоволит послать особенного мужа для наставления вас самих». Платон, славный ученик его, свидетельствовал: «Если есть какая истина в настоящем бедственном состоянии мира и какова ни есть она, то и сие не может быть иначе, как только чрез особенное посредство Божие»; «исключительно верное и благонадежное руководство к безопасному прохождению сей жизни есть божественное откровение истины». Изучив, подобно Пифагору, предания восточных народов, этот философ смутно понял и падение человека, и бессмертие души, и неизбежность возмездия в жизни загробной, но «чтобы твердо увериться в этом самому и уверить других, необходимо для этого божественное откровение, – только слово Божие может основательно научить нас этому». «Трудно найти Зиждителя и Творца мира и, нашедши, невозможно возвестить о Нем народу», – философ разумел опасности, грозившие провозвестнику нового учения. Несколько раз он повторял в своих сочинениях эту мысль: «Не быть на земле порядку, разве какой-нибудь необыкновенный, божественный случай водворит его между людьми», – «разве только Бог, сокрывшись под образом человека, разъяснит нам и наши отношения к Нему, и наши взаимные обязанности друг к другу».
Таким образом, по замечанию Климента Александрийского, «философия, подобно пестуну, также приводила ко Христу греков, как закон приводил к Нему евреев», т. е. как ветхозаветный закон дробностию своих предписаний возбуждал в иудеях сознание немощи и стремление к благодати Христовой, так и философия, не удовлетворяясь вымыслами язычества и сама тщетно усиливаясь достигнуть истины, приготовляла язычников к принятию истины Христовой. В том крушении мысли и чувства, до которого человек дошел, будучи оставлен самому себе, скрывалась одна из причин, содействовавших быстрому усвоению и распространению в тогдашнем языческом мире христианского учения, удовлетворившего всем высшим требованиям человеческого духа.