Эварист Галуа

— Я полагаю, мы никогда не сойдемся в этом вопросе. Не думаю, чтобы имело смысл продолжать наш спор. В конце концов, почему у нас должны быть одни и те же взгляды? Будет разумнее вообще не затрагивать этого предмета. Есть ведь много других вопросов, которые мы с вами можем обсудить. Мне хотелось бы, чтобы вы знали самое основное. Я твердо верю, что ваша главная задача — заниматься математикой. Было бы несчастьем, если бы вы пренебрегли ею.

Когда Галуа вернулся к себе в спальню, он был не просто подавлен — он был зол, он презирал себя. Вновь и вновь он перебирал свой разговор с мсье Ришаром.

— Зачем я говорил ему все это? — Он кусал губы. — Дурак я, круглый дурак.

У преподавателей Луи-ле-Гран оставалась последняя возможность записать свои отзывы о Галуа. Вот как они воспользовались ею:

«Поведение удовлетворительное, но временами очень плохое. Его научные способности известны. За работой он поглощен только своим делом и редко тратит время зря. Его успехи соответствуют его обширным способностям и склонности к науке. Характер у него с причудами, и к тому же он притворяется еще более странным, чем на самом деле. Его поведение во время церковной службы оставляет порой желать лучшего. Здоровье хорошее».

В последний раз написал свой отзыв о Галуа мсье Ришар. По окончании первого триместра он писал: «Этот ученик обладает явным превосходством над соучениками». С такой похвалой мсье Ришар еще никогда и ни о ком не отзывался. И после второго триместра: «Этот ученик работает только в высших областях математики». Но пришел последний триместр, и мсье Ришару уже хотелось поскорее перевернуть страницу и забыть о Галуа. Он механически написал отзыв, который обычно давал всем хорошим ученикам: «Поведение хорошее, успеваемость удовлетворительная».

На классном конкурсе Галуа, как все того и ожидали, получил по математике первую премию. Мсье Ришар надеялся, что Галуа займет первое место и на общем конкурсе. Это означало бы — среди прочих наград — право поступить без экзаменов в Политехническую школу. Галуа занял только пятое. Экзаменационная задача была не особенно трудной, и некоторые ученики представили великолепные решения. Решение Галуа было чересчур кратким, рассуждения — слишком сжатыми. Победу одержал другой ученик. Звали его Браве. В свое время он стал профессором Политехнической школы и членом академии.

Год 1829

Вот уже двадцать лет мсье Дине принимал экзамены в Политехническую школу. Во время экзаменов он работал по девять часов в день, пока не опрашивал всех кандидатов, надеявшихся получить проходной балл, а таких было несколько сот. Лет десять тому назад он перенес нервное расстройство: следствие тошнотворного однообразия бесконечно повторяющихся вопросов. Доктор велел ему на несколько месяцев покинуть Париж. Потом мсье Дине поправился и вернулся, чтобы вновь задавать привычные вопросы, уставая от звуков собственного голоса. Ответы надоели ему еще больше: к ним ему приходилосьприслушиваться. Через две минуты, да что там! — через минуту мсье Дине уже знал, достоин ли кандидат быть принятым в Политехническую школу, по какой книге он занимался и что из нее усвоил. Но мсье Дине гордился соблюдением внешних приличий: щадя чувства поступающего, он тянул экзамен, и, прежде чем студент кончал первую фразу, мсье Дине, бесконечно скучая, в точности предвидел заранее, что будет сказано во второй и третьей. Был лишь один способ остановить поток слов: прервать заранее известную нить ответов новыми вопросами. Но слушать собственный голос — тоже не слишком большое удовольствие.

День был жаркий. Мсье Дине устал, вспотел, ему хотелось пить, и он с нетерпением ждал, когда рабочий день кончится. Правый ботинок невыносимо жал. Мсье Дине томился по шлепанцам и креслу; оставалось опросить еще трех кандидатов. Прислужник не успел стереть с доски записи предыдущего студента, когда мсье Дине забарабанил пальцами по столу и сказал, стараясь подавить зевок:

— Следующий: — И, не поднимая головы, добавил: — Имя?

— Эварист Галуа.

— Скажите мне, что вам известно о теории логарифмов.

Мсье Дине закрыл глаза. Он знал, что сейчас произойдет. Он услышит, что b=log _ac,если a ^b=c. Эти обозначения употребил в своем учебнике алгебры Эйлер, и с тех пор каждый студент, рассказывая о логарифмах, пользовался ими. Потом он услышит, что логарифм произведения равен сумме логарифмов.

«Какой ужас! Какой кошмар! Что за бесконечная скука! Еще двадцать минут, и я кончу спрашивать этого — как его там зовут? — потом еще тех двух, и тогда — шлепанцы! Ну ладно, послушаем».

Но слушать было нечего. Что-то пошло не так. Мсье Дине обрадовался: может быть, это что-нибудь новенькое? Немой он, что ли? Интересно. Писать этот юноша, во всяком случае, умеет. Он слушал, как постукивает по доске мел. Придется взглянуть. Полусонный, он поднял тяжелую голову и увидел на доске:

1, a, a ², a ³, …

0, 1, 2, 3, …

Мсье Дине уже не так сильно хотелось спать.

Он заинтересовался. Это что-то непредвиденное!

— Не будете ли вы любезны объяснить, что вы делаете?