Эверест

Леонид как-то ненавязчиво привел меня к решению перекраситься в черный. И с тех пор светло-русая от природы я стала знойной брюнеткой. Но меня это радовало – цвет мне подошел, и я теперь не была «белой вороной» в черноволосом семействе.

А еще Леонид один-два раза в год водил меня в модные дорогие магазины, где после примерки выбирал одежду, в которой я должна была потом красоваться на его рабочих корпоративах.

На дорогие вещи для меня и мой внешний вид муж никогда не скупился, считая, что женщина – лицо мужчины. И демонстрировал меня своим сослуживцам, выставляя напоказ, словно новогоднюю елку в витрине магазина. Так мне казалось.

Я не любила всех этих пафосных сборищ, на которых взрослые дядьки мерились своими достижениями. Редко кто из них, за исключением Леонида, приходил с женой. В этом отношении наша пара также приковывала к себе внимание. Такими странными необычностью и постоянством.

Но, поскольку карьера пошла в гору, эти тусовки были частью установленной игры. Я не могла не радоваться за мужа, и, хотя и чувствовала себя крайне неуютно на этих встречах, считала, что несколько раз в год можно и потерпеть.

Леонид был эстетом. Ему нравились красивые вещи, красивые люди. Поэтому по его желанию я регулярно посещала косметолога, парикмахера и тренажерный зал, и это даже не обсуждалось. Духи и украшения муж тоже подбирал мастерски, почти всегда попадая «в десятку».

Могло ли мне чего-то не хватать? Нет!

Думала ли я, что в моей жизни какой-то непорядок? Тоже нет!

Мы жили без ссор и упреков, и, негласно разделив свои обязанности по отношению к семье и друг другу, не имели никаких взаимных претензий.

Особенно меня умиляло то, как Леонид возился с малышами. Он никогда не повышал на них голоса, был очень терпелив, много с ними разговаривал.

Сварить утром детям кашу? – Не вопрос! Иногда я, отсыпаясь на выходных, даже не слышала, что они уже давно на ногах, потому что мой покой всеми оберегался, за что я была очень благодарна своей семье.

Леонид водил детей на прогулки, читал им книжки, играл с ними. Вымыть детский горшок? - Без проблем! Искупать? – Да, пожалуйста!

Лёня всегда принимал настолько активное участие в воспитании детей, что я иногда даже удивлялась, встретив подобное в жизни. Конечно же, я хотела, чтобы у нас со временем появился еще один малыш, и однажды озвучила это Леониду.

Тогда он сказал, что мне будет тяжело с тремя, и нужно подождать, пока двойняшки немного подрастут, с чем я, конечно же, согласилась, млея от рассудительности своего мужа и его заботы обо мне. Да вот только, как оказалось, он прямиком отправился к доктору…

Дети росли, и меня все сильнее волновал вопрос моей «небиологичности». Я очень их любила, намереваясь воспитать этих крошек так, что они и не подумают, будто мама не настоящая. Но ведь были же какие-то люди, которые могли проговориться. В теории. И нужно ли и когда рассказать детям правду, или не стоит? Все чаще я задумывалась над этим, теряя покой.

Естественный вопрос, где их мама, на который я все же решилась, вызвал у Леонида очень странную реакцию. Он взял тогда меня за руку, подвел к стулу и усадил на него, а сам сел напротив, оседлав второй стул спинкой к себе.

- Давай проясним это раз и навсегда, - сказал он тогда. - У них есть мать. Она жива и здорова, но в силу обстоятельств не может заниматься их воспитанием. Будет ли она лезть в нашу жизнь? – Нет. Больше я не хочу возвращаться к этой теме. Никогда.

С тех пор я к этой теме не возвращалась, не понимая, что за обстоятельства такие могут быть, чтобы оставить этих шкодных крох, но кто я такая, чтобы кого-то осуждать! А Леониду, конечно же, виднее.

Тогда, помню, я еще спросила у него, что будет, если малыши узнают правду, на что мой муж ответил, что я хорошая мать, и нет никого, кто может хоть что-то сказать им. И я успокоилась, поняв, что сохранность этой тайны зависит только от нас, а сам Леонид ничего детям рассказывать не собирается.

Вот так, летя по автобану, я вспоминала свою с Лёней жизнь, не понимая, как мы пришли к тому, что имеем сейчас. Только от меня неумолимо ускользала какая-то навязчивая мысль, изворачиваясь так, что я никак не могла ее ухватить.

Я, может быть, и готова была понять, почему Леонид мог сделать с собой то, что сделал, если бы он не скрывал это столько лет. Если бы не поддерживал во мне желание стать матерью. Не ходил со мной по врачам. Не смотрел спокойно, как я принимала назначаемые ими лекарства...

Что-то не сходилось… Но что?

И, неужели мы стали друг другу безразличны лишь потому, что последняя связывающая нас ниточка – дети – порвалась? Или она всегда была единственной?

И, ведь нельзя сказать, что он бесчувственный чурбан, зажавший денег на операцию. Несмотря на свою мечту и немалую сумму, он готов мне ее предоставить…

Но его поведение дома в последние перед отъездом дни… Этого я никак не могла объяснить. Мы, словно по мановению волшебной палочки, превратились в чужих людей.