Эверест

- И почему ты живешь одна, а не у тети Дуси?

- Мариш, - начинаю я, - я хочу пожить одна, в этом нет ничего предосудительного. У супругов иногда бывают тяжелые времена, когда лучше пожить отдельно. А тетя Дуся с дядей Ваней уехали надолго, не хочу быть одна в пустой квартире.

- А сейчас ты не одна что ли?

- Нет, у меня прекрасная домохозяйка, Мария Ивановна.

- Мам, поверить не могу, что папа не здесь! – Искренне недоумевает моя девочка, и я не знаю, что ей сказать.

- Он обещал оплатить операцию, - осторожно говорю я.

- Так это вообще не должно обсуждаться! Это же естественно! – Импульсивно бросает она.

Я грустно улыбаюсь, отмечая, что даже ребенку очевидно, как все должно быть при нормальных семейных отношениях. А значит, у нас они не нормальные, и я права в своем решении пожить самостоятельно. Только не тянет меня обратно, и не ёкает в груди от Лёниных звонков. И, настаивай он на моем возвращении, теперь я уверена, что не захочу обратно…

Когда возвращается Миша, я обращаю внимание на то, что уже стемнело, и вызываю детям такси, отмечая, что внутренней дрожи больше нет.

Я думаю о том, что вот так, одним днем раскрыла детям свою тайну. Но они уже взрослые, и, надеюсь, смогут правильно понять меня…

Засыпаю с улыбкой. А утром спокойно и собранно прохожу все манипуляции по подготовке к операции. Последнее, что помню, сосредоточенный взгляд врача на своем лице…

А, вынырнув из наркозного сна, первым делом ощущаю, что мою руку обнимает чья-то ладонь.

Пытаюсь просканировать себя внутренними ощущениями: в голове не совсем ясно, во рту – пустыня, на груди – непонятная тяжесть и общая слабость разбитого долгой хворью человека…

Пытаюсь поднять руку, но, скосив глаза, вижу, что Мышь уверенно удерживает меня, сидя сбоку от кровати, а где-то на заднем фоне топчется Мишаня.

- Мам, не шевели рукой, там капельница…

Поднимая глаза, вижу провод, тянущийся от моей руки к стоящей за головой бутылке с прозрачной жидкостью.

- Как все прошло? – Выталкиваю потрескавшимися губами такие же надтреснутые звуки.

- За это не волнуйся, все прошло хорошо. Доктор позже обещал прийти и все рассказать.

- Муль, как ты? – Подходит ближе сын, беспокойно оглядывая меня. Я, наверное, бледная, как смерть, и растрепанная, как чучело.

- Норм, - выдавливаю, что покороче. – Пить!

Сын ловко подхватывает какую-то бутылку с «клювом» и слегка смачивает мне губы, поясняя, что пить пока запретили.

Растроганная тем, что дети крутятся вокруг меня, как наседки, пытаюсь включить «грозную маму», понимая, что я сейчас не в том положении, чтобы казаться страшной. Ну, если только в прямом смысле:

- Вы что, прогуливаете???

- Муль, - снова говорит сын. Он называл меня так с тех пор, как научился говорить, сокращенно от «мамуля», которое он очень долго не мог сказать полностью. Но, не смирившись в раннем возрасте со своим неумением, эту затею не бросал, продолжая пытаться, и заменяя это слово легкой версией. Так оно и осталось «визитной карточкой» нашего общения.

- Ты только не волнуйся. Мы отпросились, и на учебе этот день никак не отразится. Мы хотели быть здесь, понимаешь?

Я чувствую, как в глазах становится горячо против моей воли, потому что не ждала этого от них. Не ждала, что приедут вчера и сегодня. Не ждала, что будут находиться рядом, помогая все преодолеть. Не ждала, что сын скажет «хотели быть», а не «должны быть».

Сдержаться, понимая, какие же они у меня все-таки замечательные, не могу, и слезинка с правого глаза сползает по щеке.

- Ты плачешь? Тебе больно? Медсестру позвать? – Беспокоится Мышка.

А я улыбаюсь от уха до уха, и говорю, что все замечательно, потому что у меня самые лучшие дети на земле!

- И давно вы здесь? – Уточняю у дочери.

- Уже давно. Не ожидали, что операция будет идти так долго. Мы очень волновались, но доктор нас успокоил.

- Спасибо вам, мои хорошие!

Я прикрываю глаза, но они запрещают мне спать, все время наперебой что-то рассказывая про свои институты, общаги, группы, расписание занятий, преподавателей...

С их рассказами я переношусь в свою беззаботную юность, где вместе с Дусей мы ехали покорять Москву, полные уверенности в собственных силах. И теперь понимаю, что пришла и моя очередь…

Решение приходит внезапно, как озарение: ведь это же мегаполис! Город огромных возможностей! И что мешает мне, пусть и с запозданием, заняться любимым делом???

Когда приходит врач, дети уже собираются на выход. Я прошу их не беспокоиться о ежедневных посещениях, ведь у меня есть все необходимое, и достаточно будет просто звонить.

Доктор молча наблюдает за нашим прощанием, а потом рассказывает мне о том, как все прошло и что ждет меня дальше. Основной посыл – все хорошо, теперь главное – восстановиться.

Когда он собирается уходить, я, набравшись сил, говорю ему:

- Я хочу поблагодарить вас.

- Не стоит, это моя работа.

- Но не у каждого работа заключается в том, чтобы держать в руках чужие жизни…