Эверест-82

Через 3 часа хода, перевалив через гребень и крикнув, я услышал ответ. Мы были рады, что встретили ребят. Больше всего мы боялись разминуться с ними. Ребята стояли и ждали нас. Эдик был без кислорода-он у него закончился 1,5 часа назад. На вопрос, как он себя чувствует, Мысловский сказал:

— Нормально.

А Володя сказал:

— Все, приехали.

Миша занялся Мысловским, а я Балыбердиным. Прежде всего надели маски и подключили кислород. У Балыбердина не было рюкзака, и я ему привязал баллон на петлю-оттяжку и повесил на плечо. Затем они попили компот, который был еще немного теплый, так как фляги были под пуховками; дали карманное питание и таблетки для бодрости, которые предусмотрительный доктор Орловский посоветовал нам взять из аптечки V лагеря.

Балыбердин оставил рюкзак выше по склону и спускался без него. Нести рюкзак, сказал он, нет никаких сил, а завтра утром он из лагеря V вернется за ним. Мы сказали, что все будет хорошо. Ледоруб он при подъеме уронил и спускался с трофейным молотком. Скалы были заснеженны, и спускаться без кошек было медленно и опасно. Мысловский оставил свои кошки в V лагере еще утром, а Балыбердин при восхождении оставил их под скальной стенкой и при спуске прошел мимо, не взяв их. Все это говорит о том, что без кислорода они плохо соображали. Какой альпинист на заснеженных скалах в ботинках на резиновой подошве пойдет без кошек!

Перекусив и подышав кислородом, ребята приободрились. Тогда мы им задали вопрос, смогут ли они сами идти вниз. Они согласились, но очень удивились, что мы хотим ночью идти на вершину. Мы сказали, что другого шанса у нашей группы не будет. На вопрос, сколько времени от этого места до вершины, Бэл сказал, что 3–4 часа. Встретили мы их на высоте примерно 8750, и вершина была где-то рядом. Но мне кажется, что в своем бескислородном состоянии у него были свои представления о времени и пространстве. Связавшись с базовым лагерем, мы рассказали, в каком состоянии ребята, и попросили разрешения идти на вершину. Вначале Тамм категорически сказал:

— Нет!

На этом наша рация опять отключилась. Тогда Володя достал из-под пуховки свою и подтвердил, что они сами пойдут вниз. Я взял у него рацию и закричал:

— Почему нет?!

Тогда Тамм задал вопрос, сколько у нас кислорода и сколько времени идти до вершины. Я ответил, что кислорода у нас еще по 300 атмосфер, а до вершины 1,5–2 часа. И он нам разрешил идти на восхождение.

Уже получив согласие на выход, мы засомневались насчет состояния ребят. Но они сказали, что чувствуют себя в порядке и пойдут сами.

Когда мы подошли к ребятам, был 21 час. Провели мы с ними 40 минут и вышли в 21:40. Когда стояли, мороз прихватил пальцы рук и ног. Так что тепло нам было только при ходьбе. На ходу откачиваем пальцы, и они с болью отходят. Метров через 100 увидели кошки и личные вещи, оставленные Балыбердиным.

Подошли к предвершинной стенке. Под ней в снегу лежит кислородный баллон какой-то из предыдущих экспедиций. Миша на ощупь полез по заснеженным скалам. Лазание примерно 4-й категории трудности. Мы опять находимся на теневой стороне. Пока я стоял на страховке, у меня опять прихватило пальцы. Когда прошли стенку, увидели рюкзак Балыбердина, который лежал на полке.

Оглядываясь вниз, мы увидели, что ребята идут очень медленно. Вниз они еще шли, а когда надо было перевалить гребешок и подняться на несколько метров вверх, они пошли совсем еле-еле. Нам стало ясно, что на спуске им нужно помогать.

После стенки был острый скальный гребень. Справа была видна зазубрина Южной вершины Эвереста. Когда мы прошли скальный гребень и прошли еще по скалам, перед нами возник снежный гребень, который выводил на вершину. Я сказал:

— Миша! Да ведь это уже Эверест!

Так как кислород у Миши заканчивался, я поставил ему максимальный расход — 4 литра в минуту, и он мне поставил 4 литра в минуту. На вершину мы взошли в хорошем темпе. На часах было 22.30. От места, где расстались с ребятами, мы шли 50 минут. Попытались связаться с базовым лагерем, но у нас ничего не получилось, так как замерз аккумулятор рации.