На вершину выводит снежный склон. На самой верхней точке обнаруживаю наш кислородный баллон, он наполовину утоплен в снегу. Сажусь около него, оседлав узкий снежный гребень, вгоняю айсбайль и подбираю веревку, которая свободно идет от Сереги. Он выходит и останавливается возле меня. Я улыбаюсь под маской. Потом говорю:
— Все!
Мы жмем друг другу руки. Но поверить в то, что стоим на вершине Эвереста, трудно — нет полного ощущения свершившегося, все получилось неожиданно легко и быстро.
На вершине из снега торчит дюралевый штырь, обмотанный, видимо, выгоревшим на солнце флагом. У меня кончился кислород, нужно сменить баллон. Я снимаю рюкзак, отсоединяю редуктор и подключаю полный. Стрелка показывает 180 атмосфер, этого вполне достаточно для спуска, даже при расходе 2 литра в минуту. Потом достаю из клапана рюкзака «Смену», Серега в это время настраивает «Роллей». Но аппарат замерз, и объектив не выдвигается. Мы начали фотографировать друг друга «Сменой». Чехол — из кожзаменителя, он разлетается на куски от холода. Серега сделал три щелчка с выдержкой 5, 7 и 9 секунд, когда я стоял неподвижно с поднятым в руке айсбайлем и вымпелом на фоне пика Лхоцзе, который при своей высоте в 8501 м казался совсем внизу, вырисовываясь острым вершинным гребнем в серебристо-матовом лунном свете. Потом мы поменялись ролями: он позировал, а я снимал с такой же выдержкой. Наш опыт ночного фотографирования оказался недостаточным. Если наши глаза уже привыкли к темноте и лунному свету, то пленку, оказалось, к этому приучить трудно, несмотря на то, что ее занесли (ей сильно повезло) на самую вершину Эвереста. Когда в Москве тщательно проявили пленку в специальной лаборатории, на отснятых нами на вершине 7 кадрах кроме темной ночи ничего не удалось рассмотреть.
Уже около 23 часов. Нужно спешить вниз. Мы выпили немного компоту и, сняв маски, несколько минут подышали атмосферой Эвереста. Я отрезал от фотоаппарата страховочную, веревку и привязал свой пустой баллон и баллон первой двойки к верхушке треноги, торчавшей из снега. Булавками мы прикололи к остаткам укрепленного на треноге флага вымпел и значок альпклуба «Донбасс», вымпел ДСО «Авангард» и значок — герб Харькова.
Полчаса пролетели незаметно. Мы пошли вниз. Дойдя до скал, остановились, чтобы взять на память несколько камней. На самой вершине их нет. Сейчас вершина снежная, установленная там в 1975 г. дюралевая тренога (2,5 м.) занесена снегом и подняла высоту Эвереста до 8850 м.
Вниз мы шли по уже знакомому пути. Ветрозащитные костюмы покрылись ледовым панцирем. А на груди от вытекающего из маски конденсата образовался даже щит из льда. Веки все время смерзались, склеивались инеем, приходилось каждый раз открывать их рукой.
Светозащитными очками сейчас положение спасти было невозможно и без того ничего не видно.
Внизу в лунном свете увидели первую двойку. Ребята двигались в противоположном направлении от пути спуска. Один, задний, сидел на снегу, а передний просто шевелился, иногда переставляя ноги.
Путь спуска на этом участке уже был обозначен перильной веревкой, по которой мы ориентировались на подъеме. Но, видимо, условия и обстановка, в которых они совершали подъем, сейчас изменились. Обратная дорога стала для них неузнаваемой. Снег, ночь, усталость делали свое дело.
Мы начали кричать, чтобы они не двигались, а ждали нас. По дороге я подобрал кошки, крючья с карабинами и анорак Володи: на спуске они были необходимы. Дойдя до места, где мы на подъеме встретили ребят, я подобрал вторую пару кошек, оставленную нами. Серега привязал их к моему рюкзаку, чтобы не развязывать его. Рюкзак Балыбердина решили не брать.
Мы спешим, но на сложных участках не забываем о страховке, и не напрасно. Снег и темень сглаживают рельеф, скрывают мелкие уступы. Я иду вторым, местами закрепляя веревку для Сереги, по которой он быстро скользит вниз и, организовав в удобном месте страховку, принимает меня. Внизу подо мной метра на полтора снежная полка 2-метровой ширины. Я прыгаю, кошки скрежещут на гладкой наклонной заснеженной каменной плите. Упав на спину, я съезжаю, упираясь руками в скользкую основу. Веревка натянулась на самом краю обрыва. Опоры под ногами уже нет. Нет и страха: почему-то уверен, что не улечу, что есть страховка. Так и случилось. Серега стоял, заложив веревку за небольшой выступ. Выступ, в который, как он потом признался, сам не верил. Теперь я вспомнил эту плиту, которую проходил на подъеме, и как на ней скользили острые зубья стальных кошек, не находя даже малейшей шероховатости.
Подходит момент «стыковки». Ребята уже совсем близко. Северный склон уходит на несколько километров в Тибет, где работает сейчас американская экспедиция, которая в случае нашего срыва сможет найти что-нибудь от нас возле своих палаток в начале маршрута.