Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

Видно, что лагерь наш уже освещен солнцем, а значит, ребята встали. Нам надо тоже поторапливаться, а то скоро и к нам придет солнце, и начнется пекло, и будет опасно проскакивать под ненадежными ледовыми столбами. Ребята перепаковываются. Ухожу вперед. Дорога знакомая. 3 дня назад мы с Леней Трощиненко занимались здесь ремонтными работами, восстанавливали дорогу через ледопад. Тогда все случилось, как я и предполагал. Я не смог выйти на акклиматизацию с Ильинским. 2 дня пролежал в палатке, глотая антибиотики. Потом с остатком каравана пришел Леня Трощиненко, и мы с ним собрались наверх. Перед выходом нам сказали, что самое опасное и сложное место--это перед выходом из ледопада. Там висят 3-пролетные металлические лестницы.

Как-то Овчинников заметил, что таких лестниц Кхумбу еще не видел. Действительно, легкие и жесткие дюралевые коробчатые конструкции проварены по всем швам, имеют стыковочные узлы и могут наращиваться по 2--3 секции из 2-метровых лестниц. Подойдя к этому "Проходу удачи", как я для себя его окрестил, я решил сделать несколько снимков. Вижу: Трощиненко медленно движется впереди, но, подойдя к лестнице, вдруг быстро пошел вверх. Когда я подошел к этому месту, шлось тяжело -- все-таки первый выход. Я удивился, как это Леня так быстро проскочил, но вскоре все понял. Над узким коридором, подводящим к лестнице, повисли зеленые глыбы льда, готовые обрушиться. Чувствую, что ноги у меня стали работать быстрее, несмотря на хрипы в груди. Наверху долго не мог отдышаться.

И вот, подходя к этому месту, я заметил, что рельеф "Прохода удачи" как-то изменился за 3 дня. Трещина перед лестницей разошлась метра на 2, и стало видно, что край, на котором стою,--это крыша на ледовых подпорках. По закрепленной перильной веревке маятником пролетел до противоположной стены. Когда на жумарах вышел наверх, к лестнице, понял, что жить этой ажурной конструкции осталось дни, а может, и часы, а над ней серак, отделенный от общей ледовой массы, отливающий в трещинах прохода перламутром и зеленью. Снизу подошли молодые шерпы Пемба и Фурба. Смотрю -- молятся. Почему-то стали раздеваться, верхние куртки бросили на лед. Все-таки плохая слава у Кхумбу, Шерпы его боятся, и, видимо, не случайно. У многих экспедиций были ЧП на ледопаде. Пока принес сверху лестницу, пока бросил через трещину, подошли Миша и Валя. Солнце уже вышло из-за склона горы. Одного взгляда им было достаточно, чтобы оценить ситуацию.

-- Мужики, надо мотать отсюда, -- говорит Мишка. Когда выскочили наверх, поняли, что этой дорогой уже не ходить. Пемба с Фурбой тоже успели проскочить. Оба трясутся. Решили, что мы с Мишкой останемся и попытаемся проложить дорогу в другом месте. Тут увидели, что группа Мысловского спускается к нам.

Пока Эдик с Туркевичем искали новый проход, мы с Шопиным ушли снимать старый путь. Володя спускался вниз, выкручивая крючья, высвобождая лестницы. Я страховал, стоя у разломанного серака, и вдруг услышал, как лед ритмично "задышал". В самый раз было молиться. Потом понял, что это резонируют шаги Балыбердина, спускающегося на кошках к нам. Через 2 часа новый путь был проложен, и группа Мысловского ушла вниз, а мы с Мишкой -- наверх. "Занимаетесь не своим делом" -- будет потом оценка действий нашей группы. Кто прав, кто не прав? Это сейчас понятно и просто. Оглядываясь назад, видишь, как было все на самом деле и что стояло за тем или иным решением, за тем или иным распоряжением. Связь между двумя мирами, верхом и низом, шла только через радио. Скупая информация без всяких эмоций: "Поставили лагерь... Обработали пять веревок... Сделали ходку с грузом..."

Вся информация превращается в отметки на планах и графиках нашего начальника, руководителя экспедиции Евгения Игоревича Тамма, человека, который жил раздвоенной жизнью. Физически он -- в базовом лагере, в нижнем измерении; мыслями, думами -- всегда там, наверху. И жил там он постоянно и без выходных дней, но жил своим особым миром, не похожим ни на один, потому что мир этот построен только со слов радиосвязи, где все сглаживается, где "все нормально", даже если не все нормально, но еще не сказывается на общем ходе экспедиции, и спускающиеся вниз тоже не расписывают, как там было. И только сейчас, после экспедиции, выясняются все подробности. Стоим с Шопиным на балконе гостиницы, он рассказывает:

-- Я вернулся к палатке, чтобы переодеться, расстегнул вход... Когда я очнулся (видимо, заснул), вижу, что лежу наполовину в палатке, ноги наружу (палатка лагеря II стояла на маленьком узком скальном гребешке). Залез, снял ботинки, опять отключился. Не знаю, сколько пролежал, затем оделся и пошел наверх к ребятам.