Эверест, юго-западная стена

Мою судьбу решил случай. Уже после окончания восхождения мы пошли снимать с маршрута палатки, верёвки и прочее снаряжение. Впервые к нашей восьмёрке подключился старший тренер А. Г. Овчинников. Всё имущество высотных лагерей мы запаковали в огромный тюк, который неплохо скользил по снежно-ледовой части маршрута, страхуемый четырьмя участниками. Однако, когда мы подошли к скальному участку гребня, возник вопрос: либо сделать несколько ходок вверх-вниз с рюкзаками, либо попробовать спустить весь тюк по крутому снежному кулуару сразу на четыреста метров, придерживая за верёвку. Из-за огромной трудоёмкости первого варианта сошлись на втором. Но не успели мы спустить груз на сорок метров и подвязать вторую верёвку, как он застрял в одном из сужений кулуара. Вверх такую тяжесть уже не поднять. Оставалось подойти к нему и сопровождать до низа. Я вызвался спуститься. Серёжа Ефимов покачал головой и сказал коротко: “Смертник”.

Вариант действительно был опасный: идущая сверху верёвка могла сбросить на сопровождающего камень любого размера.

Не знаю, как мне удалось убедить старшего тренеpa в том, что при достаточной аккуратности риск можно свести к минимуму.

Меня спустили на дополнительной верёвке, и я пристегнулся к тюку. С большим усилием выдернул его из горловины и в следующую секунду пролетел с ним в обнимку несколько метров до полки. Мелькнула мысль: не порвалась бы верёвка от рывка и не посыпались бы камни. Об ушибах во время полёта не думал. До следующего сужения я благополучно доехал, сидя на тюке, а потом опять встряска. Тут я понял, что в конце концов он либо придавит меня, либо сломает ногу. Попросил выдать мне побольше верёвки и столкнул его со стенки, оставаясь на месте. Скоро мы с тюком научились понимать друг друга и благополучно добрались до длинного, крутого снежного склона, выводящего на ледник. С трудом докричался, чтобы отпустили страхующую верёвку. Я не мог отказать себе в удовольствии прокатиться верхом на моём безмолвном напарнике сотню метров и лихо перепрыгнуть через бергшрунд (Трещина между склоном и ледником).

Когда мы покидали лагерь 4600 под пиком Коммунизма, Анатолий Георгиевич подошёл ко мне и сказал сухо:

— Желаю успеха в предстоящем восхождении на чемпионате СССР и хотел бы видеть вас в составе экспедиции.

От неожиданности и волнения у меня перехватило дыхание, и я только глупо улыбался, забыв опустить руку после рукопожатия.

— Спасибо... Я был бы счастлив...— наконец выдавил я.— Но ведь неизвестно, что решит тренерский совет.

— Не знаю. Я выражаю своё мнение,— сказал он, уже уходя.

Но я знал, что Анатолий Георгиевич слов на ветер не бросает, и весь день ходил как именинник. Потом в душу опять стали закрадываться сомнения, и я ждал октября, никому не говоря о нашем разговоре.

В октябре президиум Федерации назвал наконец двенадцать человек основного состава, и я стал думать уже не о том, что попаду или нет в команду, а состоится или сорвётся экспедиция. С этими мыслями я ехал в аэропорт.

Автобус в Шереметьево-2 отправлялся с Качалова, 27. Здесь была выделена небольшая комната в полуподвальном помещении. Эту комнату можно назвать малым, или оперативным, штабом экспедиции, в отличие от большого, который возглавлял председатель оргкомитета экспедиции, заместитель председателя Спорткомитета СССР А. И. Колесов и который решал крупные стратегические вопросы.

В “малом” штабе постоянно можно было застать одного из старейших наших альпинистов — заслуженного мастера спорта М. И. Ануфрикова, который был в курсе всех дел по подготовке снаряжения и питания, по оформлению документов, организации сборов и т. д. Часто сюда забегал Е. И. Тамм, приходили участники, вызванные в командировку для решения срочных дел перед отъездом. Последние дни были до отказа забиты неотложными заботами, телефон на столе Михаила Ивановича перегревался от постоянных звонков, а мы метались по городу, закрывая последние позиции в длинном списке необходимого снаряжения.

Месяц тому назад закончился сбор в Крылатском, где мы кроме лыжных тренировок занимались упаковкой грузов. Но оставались ещё кое-какие недоделки. В Крылатском на велотреке нам выделили помещение под трибунами. Складом его не назовёшь — тесно, неуютно, необорудованно. Едва мы перевеали туда всё снаряжение, стало ясно, что проверять, сортировать, упаковывать его совершенно негде. Поэтому каждый вид снаряжения приходилось вытаскивать в коридоры велотрека, рассматривать, отбраковывать и упаковывать снова. Каждый баул — а их было больше трёхсот,— бочки, ящики маркировались в соответствии с тем местом на склоне Эвереста, где их предстояло использовать. Часть грузов отправлялась только до Катманду. Другая партия должна была остаться в базовом лагере. Остальное снаряжение — для высотных лагерей.