Эверест. Кому и за что мстит гора?

Я быстро понял, что на Эвересте даже такой важнейший инструмент альпиниста, как веревка, использовался весьма своеобразно. Обычно альпинисты связываются по два-три человека веревкой длиной около пятидесяти метров, в результате чего каждый в связке несет личную ответственность за жизнь остальных. Восхождение в связке – дело очень серьезное и требует большого доверия альпинистов друг к другу. Однако на этом ледопаде было более целесообразно, чтобы каждый из нас поднимался самостоятельно и не был физически связан с кем-либо другим.

Шерпы Мэла Даффа закрепили стационарные веревки, протянувшиеся от самого подножия ледопада до его вершины. На поясе у меня была страховочная веревка длиной около метра, с карабином на наружном конце. Безопасность восхождения гарантировала не связка с товарищами по команде, а пристегнутый карабин страховочной веревки альпиниста к стационарно закрепленной веревке перил. Карабин скользил вдоль стационарной веревки и гарантировал безопасность во время возможного падения.

Поднимаясь таким способом, каждый из нас мог максимально быстро проходить наиболее опасные участки ледопада, не вверяя при этом свою жизнь товарищам по команде, опыт и мастерство которых были неизвестны. Как позже выяснилось, в течение всей экспедиции не было ни одного случая, чтобы я шел в связке с другим альпинистом.

Переход на ледопаде требовал применения минимума обычных технических приемов альпинизма, но для этого были нужны совершенно новые навыки – например, умудриться в альпинистских ботинках и «кошках» пройти на цыпочках по трем шатким, трясущимся лестницам, из которых был составлен один из мостов через пропасть. От одного взгляда вниз в эту пропасть все внутри сжималось. Там было много таких переправ, но привыкнуть к ним я так и не сумел.

В какой-то момент, когда я в предрассветных сумерках шатко балансировал на неустойчивой лестнице, мелкими шажками переступая с одной ступеньки на другую, лед, поддерживающий трап на другом конце расселины, задрожал, как при землетрясении. Через секунду раздался раскатистый грохот – это где-то совсем рядом надо мной упал большой серак. Я замер, сердце чуть не вырвалось из груди, но лавина льда прошла в двадцати метрах слева, вне поля зрения и не причинила мне никакого вреда. Подождав несколько минут, чтобы успокоиться, я продолжил путь к противоположному концу лестницы.

То, что ледник постоянно и зачастую весьма активно двигался, добавляло элемент непредсказуемости в каждый переход по лестницам через расселины. Так как ледник постоянно находился в движении, трещины иногда сжимались, ломая лестницы, как зубочистки, а иногда расходились, от чего концы лестницы, потеряв опору, начинали болтаться в воздухе. Под горячими лучами послеполуденного солнца лед около крепежа[8] для установки лестниц и подвешивания веревок подтаивал, и, хотя все звенья «цепи» ежедневно проверяли, всегда существовала реальная опасность, что какая-нибудь веревка под тяжестью тела выскочит из лунки, в которой крепилась.

Переходить через ледопад было страшно и совсем непросто, но при этом это вселявшее ужас место отличалось удивительной красотой и очарованием. Когда рассвет прогнал ночную тьму, изломанный ледник предстал перед моими глазами трехмерным ландшафтом неописуемой красоты. Температура была минус 14 градусов по Цельсию. Мои «кошки» с обнадеживающим хрустом вгрызались в поверхность ледника. Пристегнувшись к страховочной веревке, я петлял по лабиринту вертикальных голубых сталагмитов. Ледяные скалы с двух сторон напирали на ледник, поднимаясь вверх, словно плечи злого божества.

Я БЫЛ НАСТОЛЬКО ПЛЕНЕН КРАСОТОЙ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА, НАСТОЛЬКО ЗАХВАЧЕН ТОНКОСТЯМИ СЛОЖНОГО ВОСХОЖДЕНИЯ И ИСПЫТЫВАЛ ТАКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, ЧТО НА ЧАС ИЛИ ДВА СОВЕРШЕННО ПОЗАБЫЛ О СТРАХЕ.

Мы преодолели три четверти пути до первого лагеря, и Холл во время привала заметил, что ледопад находится в лучшей форме, чем когда-либо ему довелось его видеть.

– Тропа в этом сезоне прямая, как автострада, – сказал он.

Однако чуть выше, на высоте 5790 метров, веревка вывела нас к подножию гигантского, опасно нависающего серака. Огромный, как двенадцатиэтажный дом, он накренился над нашими головами под углом тридцать градусов. Маршрут пролегал по узкому проходу, который резко поднимался вверх на нависающую грань: мы должны были подняться на эту накренившуюся башню и перелезть через нее, чтобы не рисковать и не пробираться под тоннами нависшего льда.

Я понимал, что безопасность зависит от скорости движения. Я быстрым шагом устремился к относительно безопасному гребню серака, но так как еще не успел акклиматизироваться, то мой «быстрый шаг» оказался не лучше черепашьего. Каждые четыре или пять шагов мне приходилось останавливаться, облокачиваться на веревку и жадно втягивать в себя разреженный, бедный кислородом воздух, обжигающий легкие.