Эвернесс

Эверетт в кухне протирал вымытые кофейные кружки (разномастные и щербатые) и вдруг почувствовал какую-то перемену. Дирижабль качнулся чуть заметно, Эверетт даже равновесия не потерял, и вода в раковине едва плеснула, но Эверетт всем нутром ощущал, что больше не привязан к земле. Он подошел к иллюминатору. Внизу проплывали шиферные крыши пакгаузов, блестели стеклом чердачные окошки. Швартовочная штанга, к которой раньше крепилась «Эвернесс», плавно отошла к основному стволу причала; из труб капала балластная вода. От разъема для подзарядки сыпались искры. Портовый рабочий в оранжевой безрукавке, кожаном шлеме и защитных очках что-то сказал в портативную рацию и помахал дирижаблю рукой. Гондолы двигателей повернулись на своих креплениях. «Эвернесс», продолжая подниматься, выполнила поворот. Она прошла над «Леонорой-Кристиной», все время набирая высоту. В крошечном запотевшем иллюминаторе проплывала панорама порта. Сверху дирижабли, пришвартованные по четыре к причальной башне, казались лепестками диковинного Цветка, а Большой Хакни — целым лугом гигантских Цветов. Линии надземки пролегли серебряными жилками. Крыши без конца и без края; там блеснет ниточка канала, там — переплелись паутиной линии электропередачи. Вот показалась монолитная масса Хаггерстауна. Еще выше стали видны небоскребы Сити, по-гангстерски напирающие на собор Святого Павла, пугая его своей выставкой богов, ангелов и химер, по всей длине Флит-стрит от Стренда до набережной Темзы и правительственных зданий Уайтхолла. Выше всех, неправдоподобно тонкий, словно скриншот из японской компьютерной игры, поднимался шпиль воздушного порта Сэдлерз-уэллс, сплошь увешанный дирижаблями. К западу высились тесными группами высотные здания Блумсбери. Эверетт высмотрел зазубренную стрелу Тайрон-тауэр, и тут его восторг перешел в ужас.

— Нам же нельзя улетать! — заорал он в тесном, как гроб, камбузе. — Нельзя сейчас улетать! Мне же надо… Назад, назад, назад!

Он заколотил кулаками по переборке. Нанокарбоновая перегородка даже не подалась под его ударами, а «Эвернесс» поднималась все выше, плавно и величественно, словно парить в воздухе — самая естественная вещь на свете. Эверетт уже видел водохранилище, излучину реки у Гринвича и прямой участок, ведущий к устью. Двигатели перешли в режим горизонтального полета. Как же Шарки говорил, что до окончания погрузки еще один день? Они взлетели не по расписанию!

Эверетт выскочил из камбуза на мостик и взлетел по винтовой лестнице, прыгая через две ступеньки. В рубке дверь была открыта, все мониторы светились, дисплеи подмигивали зеленым сквозь увеличительные стекла. При звуке шагов Шарки поднял голову, отвлекаясь от рации. Сен стояла у руля, держа руки на рычагах управления. Капитан Анастасия застыла у выпуклого обзорного окна, сцепив руки за спиной, у ее ног раскинулись луга Хакни-Маршиз и серебристая излучина Темзы.

— Что такое, куда летим? Сейчас нельзя! — с порога завопил Эверетт.

Капитан Анастасия не обернулась, не дрогнула ни единым мускулом, словно и не слыхала никаких неуместных выкриков.

— Мистер Шарки, — произнесла она тихо и грозно. — Проводите мистера Сингха в камбуз, а если будет плохо себя вести, заприте его там на все время полета. Мистер Сингх, я допускаю в рубке своего корабля только то, что красиво или полезно. Ваши неподобающие речи нарушают первую часть условия. Предоставляю вам шанс исправиться за счет второй. Горячего шоколаду сюда, и пошустрей.

— Что с ней? Она раньше никогда так не разговаривала, — сказал Эверетт, когда Шарки твердой рукой вывел его из рубки.

Мастер-весовщик помедлил с ответом, пока они не отошли подальше, и даже тогда заговорил, понизив голос:

— «Блюди себя пред лицем Его и слушай гласа Его; не упорствуй против Него, потому что Он не простит греха вашего». О, она и раньше так разговаривала. Не часто, но запоминается надолго. Случалось мне слышать ее такой, и видеть тоже. — Шарки пропустил Эверетта впереди себя в камбуз, вошел сам и закрыл дверь. — Вы уж постарайтесь такого шоколаду сварить, какого в жизни своей не варили, сэр. И я бы тоже выпил чашечку.

Эверетт растопил в кастрюльке шоколад, взбил пышные роскошные сливки, по капле влил сахарный сироп с добавкой жгучего перца чили. «Эвернесс» упорно поднималась ввысь, над бесконечными доками Сильвертона — геометрический узор верфей, каналов и шлюзов.

— Так куда мы летим?

Шарки пожевал губу.

— Отмель Гудвина, сэр. Гудвиновы пески. «По-прежнему упорно держится слух, что корабль Антонио с богатым грузом потерпел крушение в Узком проливе. Гудвинские пески, — кажется, так оно называется, — роковое место, очень опасная мель, где лежит не один остов большого корабля».[4]

— Это из Библии?