Эвервилль

— Оттуда нет дороги назад, — предупредил ее Кокер.

— Почему?

— Этот проход сотворен великим Посвященным. Когда он закроется, открыть его заново будет не просто. — Кокер посмотрел назад, на поле битвы, и застонал при виде того, что там творится. — Господи, взгляни на них! Иди, если хочешь. А я не могу жить с этим.

Он поднес руку к лицу, и из среднего пальца у него появился острый как бритва сверкающий коготь.

— Что ты делаешь?

Он приставил коготь к своему горлу.

— Нет! — закричала Мэв и схватила его за руку. — Они гибнут из-за того, что я сказала какие-то слова, которые нельзя было говорить! Это глупо!

— Ты ничего не понимаешь, — произнес он с горечью, однако оставил попытки себя убить.

— А ты понимаешь? — спросила Мэв.

— Не до конца, Я знаю, что семьи враждуют. Они убивали друг друга многие поколения. Свадьба должна была положить конец вражде. Ребенок стал бы гарантией мира.

— Из-за чего началась вражда?

Он пожал плечами:

— Никто не знает, кроме членов семей. А теперь… — Он оглянулся на склон, усеянный мертвыми телами. — Теперь знающих станет еще меньше.

— Все равно глупо, — настаивала девочка, — убивать друг друга из-за какой-то старой распри. На свете столько всего, ради чего стоит жить.

Мэв по-прежнему держала его за руку, и он втянул коготь.

— Сегодня я потеряла отца, — продолжала она серьез но. — Я не хочу потерять еще и тебя.

— Ты говоришь более убедительно, чем кое-кто из знакомых мне Посвященных, — тихо сказал Кокер. В его голосе зазвучали нотки благоговения. — Откуда ты такая, дитя?

— Из Ирландии, — ответила Мэв. — Ну, мы идем?

Она оглянулась на трещину. Земля у основания двигалась, а от тепла той силы, что открыла проход и ушла обратно, снег растаял, и даже камни размягчились. Мэв бесстрашно шагнула туда, но ее остановила легшая на плечо рука Кокера.

— Понимаешь ли ты, что делаешь? — спросил он.

— Да, — сказала она немного нетерпеливо.

Ей хотелось туда, на край, где темнела очистившаяся от снега почва. Хотелось почувствовать ее под ногами. Но Кокер не закончил.

— Это Субстанция, море мечтаний и грез, — сказал он. — Земли на его берегах не похожи на те, какие ты видела.

— Америка тоже не похожа.

— Они не похожи на Америку. Они рождаются здесь. — Он постучал пальцем по ее виску.

— Люди создают их в мечтах?

— В мечтах или во сне. Люди создают не только земли. Птиц, и зверей, и города, и книги, и луны, и звезды.

— Все создают одинаковые книги и одинаковых птиц? — удивилась Мэв.

— Вещи различаются по форме, — проговорил Кокер не совсем уверенно, — но душа у них одна.

Мэв смотрела с недоумением

— Ну, как скажешь, — согласилась она.

— Нет. Нужно, чтобы ты поняла, — возразил он. Кокер нахмурился и на мгновение замолчал, словно ждал озарения, и оно не заставило себя долго ждать.

— Мой отец говорил: «Каждая птица — птица, и каждая книга — книга, под обложками или перьями все они одинаковы».

Он закончил широким жестом, как будто показывал, что смысл сего изречения очевиден. Но Мэв лишь покачала головой, окончательно сбитая с толку.

— Означает ли это, что ты тоже — чей-то сон? — уточнила она.

— Нет, — покачал головой Кокер. — Я сын нарушителя.

Наконец-то что-то понятное.

— Субстанция не для тех, кто рожден из плоти и крови, — говорил Кокер.

— Но люди попадают туда?

— Очень немногие. Авантюристы, поэты, маги. Кто-то там гибнет. Кто-то сходит с ума. А кто-то влюбляется в то, что находит, и появляются дети — наполовину люди, наполовину нет. — Он раскинул руки и крылья. — Как тебе это нравится?

— Очень нравится. — Мэв лукаво улыбнулась. — Ты мне вообще очень понравился.

Он не поддержал шутливого тона,

— Ты должна понять, что тебя ждет по ту сторону.

— Я не прочь тоже стать нарушителем.

— Ты окажешься в стране, куда твои соплеменники попадают лишь в мечтах, всего три раза в жизни. В ночь, когда они родятся на свет. В ночь, когда познают любовь. И в ночь, когда умирают.

Она вспомнила отца: он рассказывал о том, как плавал в спокойном море и мама была рядом. Может быть, то море было Субстанцией?

— Я хочу туда, — сказала она еще более нетерпеливо.

— Мы пойдем, как только ты все поймешь, — сказал он.

— Я поняла, — ответила Мэв. — Теперь можно?

Он кивнул, и сердце у Мэв забилось, когда она легко ступила на полоску зыбкой земли.

За годы странствий Будденбаум узнал одно: вопреки здравому смыслу, проза жизни и чудеса не полностью разделены. Скорее наоборот. Пусть земля изучена, отдана во владение людям, весьма далеким от чудес, святость ее осквернена, а стражи впали в пьянство и отчаяние, — семена неведомого проросли в ней слишком глубоко, чтобы отпала нужда в первооткрывателях.

И Будденбаум воочию увидел доказательство этого. На склоне горы дрались существа, явившиеся из чьих-то потаенных грез. Они дышали тем же воздухом, что и люди, пришедшие завоевать эти земли, и умирали под теми же звездами.