Евгений Чудаков

С этой статьи, по сути дела, развернулась дискуссия о том, каким быть автомобильному парку страны после войны. В автомобильной лаборатории под руководством Чудакова началось формирование конкретных требований к автомобилям разных типов. Так, было решено, что необходимо делать многие машины в южном и северном вариантах, ставить дизельные двигатели на грузовики и автобусы, унифицировать детали и агрегаты электрооборудования, систем питания и управления. Необходимо было создать более удобные в управлении, более надежные и совершенные модели автомобилей.

Казалось бы, залогом решения этих проблем было создание новых машин, таких, как «Победа», ГАЗ-51, ГАЗ-63, ЗИС-110, к которому приступили автомобильные конструкторы, но Чудаков смотрел на дело шире. Он понимал, что более совершенные автомобили потребуют и более квалифицированного обслуживания. Расширение и модернизация автомобильного парка страны не дадут ожидаемого эффекта, если новые машины не попадут в руки людей, любящих автомобиль, технически грамотных, одержимых идеей автомобилизации всего народного хозяйства.

И вот статьи академика Чудакова стали появляться не только в массовых технических журналах и центральной прессе, но и в таких изданиях, как «Вечерняя Москва» и даже «Пионерская правда». В том же 1944 году, почти одновременно с фундаментальными проектами развития автомобилестроения в СССР, Евгений Алексеевич опубликовал небольшую статью в журнале «Смена», где писал: «Само собой разумеется, что в стране с высокоразвитой автомобильной промышленностью должно быть много людей, которые умели бы управлять автомобилем и хорошо знали бы мотор. Мне кажется, что наша молодежь должна заняться этим незамедлительно. Знание автомобиля, умение управлять им должны войти в тот технический минимум, которым необходимо владеть каждому молодому человеку».

Да что там выступления в печати! Чудаков ездил в рабочие коллективы, в студенческие общежития и школы, стараясь словом зажечь сердца молодых, привить им любовь к автомобилю, вселить веру в его возможности.

В этой технико-пропагандистской деятельности было у Евгения Алексеевича пристрастие. Имя ему — кино. Еще до войны при непосредственном участии Чудакова был впервые в мире создан звуковой кинокурс «Автомобиль» из пятнадцати полнометражных учебных фильмов. Он был рассчитан на наглядное знакомство будущих шоферов, автомехаников и студентов-автомобилистов с устройством машины. Однако эти фильмы использовались мало. После войны положение изменилось. Киноустановки появились почти в каждом заводском и сельском клубе, каждом учебном заведении. Наглядный метод объяснения основных взаимодействий в системах автомобилей новых конструкций оказался как нельзя кстати. И Евгений Алексеевич с энтузиазмом юноши, восхищенного беспредельной силой кинематографа, окунулся в необъятную работу по созданию модернизированного киносериала «Автомобиль».

Шофер Н. А. Жуков вспоминает: «Почти каждую неделю мы с Евгением Алексеевичем ездили на Лесную улицу. Там находилась студия научно-популярных фильмов. Это было недалеко от автомобильной лаборатории на Краснопролетарской. Евгений Алексеевич как консультант картины тщательно просматривал каждый отснятый эпизод. Но он не мог ограничиться только техническим содержанием ленты. Он повторял, что „в картине все должно быть прекрасно — и тема, и изображение, и звук“. Забирался на просмотрах „в сферы искусства“. Например, мог заметить на озвучивании, что голос диктора звучит неубедительно. Киношники сначала с ним не соглашались, пылко доказывали, что это их область. Но потом, как правило, признавали, что Евгений Алексеевич прав. После рабочих просмотров он просил показать художественный фильм. Очень любил он мультипликационные фильмы про зверей».

Рядом с домом Чудакова, на Чистых прудах, находился старинный московский кинотеатр «Колизей». Несмотря на огромную занятость, Евгений Алексеевич старался не пропустить ни одной кинопремьеры (правда, тогда это случалось не чаще раза в месяц). Обычно он шел в кино рано утром, на первый сеанс.

«К его увлечению кино мы все относились спокойно, пока киношники не стали появляться в доме, — вспоминает Вера Васильевна. — Конечно, я понимала желание Жени использовать в деле всей его жизни самое массовое из искусств, но насколько же это оказалось утомительно! Десяток киношников собирались в гостиной. Они громко разговаривали, курили, спорили друг с другом и с Женей до глубокой ночи. Иногда такие „творческие конференции“ проходили чуть ли не ежедневно. Научные работники — коллеги Евгения Алексеевича — вели себя куда как тише. Но он оправдывал киношников, говорил мне: „Верусик, они люди искусства, эмоции — их инструмент, будь снисходительна во имя большого дела“».

Снисходительность, чуткость, внимание к людям, сдержанность в полной мере проявил Евгений Алексеевич в столь непростое послевоенное время. Непростое в масштабах и всей страны, перестраивающейся на мирный лад, и семьи. Ибо в это время сын и дочь Евгения Алексеевича определяли свои пути в жизни.