XLVI, 2 — Младые грации Москвы. — Выражение «грации Москвы» — понятное читателям тех лет ироническое прозвание, смысл которого раскрывается следующим образом: Елизавета Ивановна Нарышкина «была пожалована фрейлиной в 1818 г. с Марьей Аполлоновной Волковой и Александрой Ивановной Пашковой. Все три имели двойной шифр: Е.<лизавета> М.<ария> <т. е. были фрейлинами и двора жены Александра I, и двора его матери. — Ю. Л.>; все они были далеко не красивы, но очень горды и не находили себе достойных женихов. Их прозвали les trois Graces de Moscou <три Грации Москвы, франц. — Ю. Л.>, а злые языки называли les trois Parques» <три Парки, франц. — Ю. Л.; Парки зловещие старухи, которые, по греческой мифологии, прядут и обрывают нить человеческой жизни> — Рассказы Бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, зап. и собр. ее внуком Д. Благово. СПб., 1885, с. 305–306. Рассказчица этих воспоминаний Е. П. Янькова, урожденная Римская-Корсакова, принадлежала к той части московского общества, с которой Пушкин в период работы над седьмой главой особенно тесно общался. Клички, которые приводит Янькова, были ему, конечно, известны. Вместе со стихом «У ночи много звезд прелестных» — VII, LII, 1, посвященным Александре Римской-Корсаковой, эти строки включались в пласт московских реалий, составлявших фон седьмой главы. Одна из названных «трех Граций», М. А. Волкова, — замечательная женщина, чей образ, возможно, повлиял на героический женский характер в «Рославлеве» (см. ее письма 1812 г. в кн.: Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. Сост. В. В. Каллаш. М., 1912).
XLIX, 1 — Архивны юноши толпою… — Архивные юноши — выражение С. Соболевского для обозначения кружка московских литераторов-шеллингианцев (большинство из них служило в Архиве министерства иностранных дел), составивших общество любомудров. Незадолго до выхода седьмой главы появился роман Ф. Булгарина со злобной характеристикой этого круга молодежи: «Чиновники, неслужащие в службе или матушкины сынки, т. е. задняя шеренга фаланги, покровительствуемой слепою фортуною. Из этих счастливцев большая часть не умеет прочесть Псалтыри, напечатанной славянскими буквами, хотя все они причислены в притч русских антиквариев. Их называют архивным юношеством. Это наши петиметры, фашьонебли[74], женихи всех невест, влюбленные во всех женщин, у которых только нос не на затылке и которые умеют произносить: oui и non. Они-то дают тон московской молодежи на гульбищах, в театре и гостиных. Этот разряд также доставляет Москве философов последнего покроя, у которых всего полно через край, кроме здравого смысла, низателей рифм и отчаянных судей словесности и наук» (Булгарин Ф. «Иван Выжигин», гл. XVI). На основании этого Булгарин прозрачно намекнул в «Северной пчеле» (1830, № 35), что пушкинские стихи об архивных юношах — плагиат. Однако стихи эти появились в черновиках задолго до опубликования «Выжигина».
Отношение П к любомудрам не было отрицательным — в определенные моменты между ними даже намечалось сближение (см.: Аронсон М. И. «Конрад Валленрод» и «Полтава». — Пушкин, Временник, 2, с. 43–56; Канунова Ф. 3. Пушкин и «Московский вестник». — «Учен. зап. Томского ун-та», 1951, 16, с. 91–114; Тойбин И. М. Пушкин и Погодин. — «Учен. зап. Курского гос. пединститута», 1956, вып. V, с. 70–122). Однако бытовой тип «архивного юноши» вызывал у него ироническое отношение.
10 — К ней как-то Вяземский подсел (в печатном тексте — «В» — VI, 652)… — П. А. Вяземский писал по этому поводу: «Эта шутка Пушкина очень меня порадовала. Помню, что я очень гордился этими двумя стихами» («Русский архив», 1887, № 12, с. 577).
14 — Осведомляется старик… — Комментарий П. А. Вяземского: «Пушкин, вероятно, имел в виду И. И. Дмитриева» (там же).
L — Строфа противопоставлена «театральным» строфам первой главы: вместо апофеоза русской драмы и театра в ней дана картина упадка.
1-2 — …Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой…
Отрицательное отношение П к русским трагедиям и трагическому театру его поры, выраженное в этих стихах, связано с его размышлениями в период создания «Бориса Годунова». В 1830 г. П писал: «…я твердо уверен, что нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой — а не придворный обычай трагедий Расина <…> Дух века требует важных перемен и на сцене драматической» (XI, 141).
5 — …Талия тихонько дремлет… — Талия — муза комедии. Цензурный запрет, наложенный на «Горе от ума», и общий застой русской комедии в середине 1820-х гг. определили скептическое отношение П к комическому театру тех лет.