После расставания с Ритой домой Максим возвращаться не стал. Снял комнату в Питере. Свободного времени катастрофически не хватало. Учёба – работа – учёба. Ушёл в этот ритм с головой. Учил языки, английский, французский, по ночам зубрил новые слова и грамматику. Девушки периодически появлялись в его жизни, но ненадолго. Что-то не склеивалось. Миловидная блондинка Катюша оказалась жуткой неряхой, всюду забывала прокладки, разбрасывала грязные чулки, а в кофе неизменно плавали светлые волосы. Коллега-гид Светлана в постели была ни рыба ни мясо, пока заведёшь, у самого всё опустится. Утончённая интеллектуалка Таня на поверку оказалась жуткой истеричкой, с придурочной мамашей в придачу. Максим не сильно огорчался: научился легко сходиться и без труда расставаться. Разочаровавшиеся романтики часто становятся циниками и, что парадоксально, именно тогда начинают пользоваться большой популярностью у противоположного пола. Друзья говорили, что Макс с первых же встреч продумывает пути отступления и специально выискивает недостатки у своих пассий. Максим не соглашался. Просто что-то не складывалось.
В ноябре мать передала ему письмо от Евгении.
– Макс, привет! Извини, что тебе нагрубила. Я не хотела ссориться. Мир? Ты был прав насчёт того Павлика. Он оказался козлом. Я его отшила. Мама сказала, что я должна радоваться, что у меня есть такой друг, как ты. У меня много поклонников, но по-настоящему никто не нравится. Им всем хочется одного, а я пока к этому не готова. Сперва поступлю в институт. Я уже записалась на подготовительные курсы в Мориса Тореза. Хочу, как ты, поработать гидом, поехать потом за границу, посмотреть мир. Это потрясающе интересно! Как твои дела? Учишься хорошо? Кстати, ты понравился Машке. Больше новостей нет. Пока.
Максим перечитывал письмо с грустной усмешкой. Как только он выбрасывал Евгению из своей жизни, она невероятным образом возвращалась, вот только их стремления и желания не совпадали. Девочка растёт без отца, и ей явно не хватает советов взрослого опытного мужчины, эдакого независимого наставника, старшего брата. А тут подвернулся Макс. Сам виноват. Создал себе имидж большого всезнающего дяди, эксперта по подростковым проблемам. Дудки, с него хватит. Он тоже вырос. Глупости отрочества позади. Да и любовь ли это? А вдруг то, что он принял за любовь, не более чем заурядное сексуальное влечение, помноженное на пикантность недоступности – синдром запретного плода? И, случись между ними роман, не повторится ли то, что уже было десятки раз с другими: месяц безудержной страсти, а потом разочарование? Нет, с другими девушками так отчаянно тревожно не колотилось в груди, не тряслись колени, не перехватывало дух… Но всё же… Почему всё так сложно? Он не подонок, он не станет обижать эту милую девочку и её мать – добрую романтичную учительницу, верящую в вечную любовь, чем-то похожую на тётю Тоню, такую же славную, бесхитростную и немного наивную.
Он повторил всё это себе не один раз. Ответил менторским тоном старшего брата. Что вовсе не обиделся на её ребяческую выходку. Что одобряет её стремление к учёбе и воздержанию. Что он учится хорошо, много работает. И что Маша ещё слишком маленькая, пускай подрастёт. Огромный привет Екатерине Григорьевне…
Макс ходил гордый от осознания собственной мудрости. А под Новый Год мотнулся с друзьями в Москву. И нашёл предлог заскочить в знакомый дом, к Екатерине Григорьевне, чисто по делу, дескать, не вытанцовывается контрольная. А неугомонная Евгения потащила его играть в снежки, и потом он согревал дыханием её озябшие ладошки, слушал про грандиозные планы покорения мира и мальчика из соседнего подъезда… Снежинки садились на рыжие кудряшки и делали Евгению похожей на Снегурочку. И где-то за распахнутым окном тонко надрывно пела скрипка, наматывая душу на смычок.
Ещё один год пролетел. Летом удалось отправиться от универа на стажировку в Берлин. Там пахал, как проклятый, зато заработал деньги и хорошую репутацию у обеих сторон. Вернувшись, узнал, что Евгения поступила в институт. Позвонил, поздравить, и не узнал её голос. Низкий, чувственный, с мелодичными чарующими нотками, при одних звуках которых воображение подбрасывало бесстыжие картинки. Прежнее детское «вау!» и прочие выкрутасы остались в школьных стенах. Ему даже показалось, что разговаривает совсем с другой девушкой. Сдержанное приветствие. Благодарность за поздравление. Приглашение зайти, если окажется неподалёку. Неужели этот год так многое изменил?
Максим плюнул на все свои зароки и теории и бросился в Москву.
С первого же взгляда понял: то, чего он страстно желал столько времени, произошло: она повзрослела. Посерьёзнела, стала строже, сдержанней в словах и жестах. Детская непосредственность сменилась девичьей настороженностью. Даже свои непокорные кудри умудрилась приструнить в густой медно-золотистый узел. Стала чаще опускать ресницы, Максу с трудом удавалось встретиться взглядом с тёмными точечками в прозрачно-зелёном обрамлении. И улыбка стала сквозящая, неизъяснимая.