Евгения

Максим долго бродил по улицам, не помня ни названий, ни направлений. Сперва ему хотелось ломать и крушить всё вокруг, опрокинул урну, посыпались окурки и мусор. Стало противно. Потом забрёл в ночной бар, накачался водкой, закусывал какой-то дрянью. Наверно, вид у него был неважный, потому что ханурик в мятом пиджаке с засаленными локтями, сидевший в углу, подрулил и стал говорить, что всё образуется. Максим налил ему рюмку в знак поддержки. Когда бутылка расслоилась и поехала вбок, подошёл бармен и посоветовал проветриться. Максим вышел, сделал пару шагов, его вырвало. Идти не было сил. Он сел прямо на землю, не знал, сколько прошло времени, когда почувствовал, как кто-то трясёт за плечо и настойчиво спрашивает документы. Разлепил глаза и увидел патруль и стоявший неподалёку уазик. Нашёл в кармане паспорт, студенческий и билет на «Стрелу». Милиционер спросил, что Максим делает в Москве.

– Путешествую. – Угрюмо ответил Максим.

– Хорош студент. – Брезгливо поморщился милиционер. – Куда тебя девать такого? Родня-то есть в Москве?

– Бывшая невеста. – поморщился Максим. – Только вряд ли она будет рада меня сейчас видеть. Она замуж собирается за нового русского принца на белом «мерседесе».

– Понятно. – Страж порядка почесал за ухом.

– Отвезите меня в аэропорт, пожалуйста, – попросил Максим. – Я вам заплачу.

– Мы что, такси что ли? – почему-то оскорбился второй патрульный.

– Да ладно, Вась, видишь, у человека несчастье. – Обернулся тот, который проверял документы. – Невеста к другому ушла. Подбросим. А вообще, парень, песню знаешь: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

Питер встретил мелким противным дождём. Всё было серо, и земля, и небо, и воздух. Впервые город Петра не радовал – давил, раздражал своим гнетущим унынием, чавкающей хлябью под ногами, облупившимися фасадами, грязной водой в чугунных оковах, могильным запахом сырости, которым город пропитался насквозь.

Максим впал в мутное оцепенение. Ничто его не радовало, не хотелось ничего и никого. Он никуда не выходил из дома, целыми днями лежал, глядя в потолок, толком не ел, не спал, выкуривал сигарету за сигаретой, мысли крутились вокруг предательства Евгении. Старался гнать их прочь – не получалось. В голове прокручивалось одно и то же: его маленькая смешная девчонка будет принадлежать другому. Пить, есть, гулять по парку, ходить в кино, путешествовать, заниматься любовью, рожать детей – с другим. А с ним, Максимом, никогда. Максим собрал все её фотографии – было не так много, долго с каким-то садистским наслаждением жёг в пепельнице. Надо было трахнуть её хоть раз – может, было б не так обидно… Забвение приносил лишь алкоголь. Ненадолго, но всё же. Максим поднимался с кровати неумытый, непричесанный, небритый – брёл в ларёк за очередной порцией жидкого успокоительного. Звонил телефон. Максим сперва хватал трубку в надежде, что услышит Евгению, которая скажет, что всё неправда… Но потом осознал, что этого не произойдёт. Звонили с работы, сказал, что болен. Звонили родители. Сказал, что с ним всё в порядке, чтобы не волновалась. Трезвонили друзья, знакомые девушки, чужие люди – ошибались номером. Максим перестал подходить. И на какое-то время телефон затих, видно устал. А потом зазвонил снова. Это был Сергей Сергеевич. Максим и ему сказал, что болен, Сергей Сергеевич поинтересовался, чем именно. Максим сказал: гриппом.

А потом позвонили в дверь. Максим удивился, но пошёл открывать. На пороге стояли Сергей Сергеевич и ещё один человек: невысокий коренастый, в очках с толстыми стёклами, с саквояжиком в руке.

– Это доктор Кудрявцев Борис Анатольевич. – Представил Сергей Сергеевич. – На грипп что-то не похоже.

– Мне плохо. – Максим обвёл посетителей мутным взглядом.

– Вижу. – Сказал Сергей Сергеевич, отметив вереницу пустых бутылок вдоль стены, скорчил гримасу омерзения. – Фу, вонь, как в бомжатнике. Борис Анатольевич, открой, пожалуйста, окно.

В распахнутую фрамугу ворвался вместе с дождевой прохладой уличный шум, лай собак, вой сирен, детский визг.

– Так в чём дело? – поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Это личное. – сказал Максим.

– Личное – одна из форм общественного. – Строго возразил Сергей Сергеевич. И добавил отрывисто, по-военному: – Быстро выкладывай, что произошло, некогда с тобой возиться. Тоже мне, красна девица…

Как ни странно, приказной тон возымел действие. Максим подобрался, ему стало неловко за свой неряшливый вид, жуткий перегар, недельную щетину. Он коротко объяснил, что его предала любимая девушка, и что ему в связи с этим хреново.