Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

– Воодушевление твое, Хуан, хорошо и честно, и я готов подтвердить, что ты говоришь правду, – сказал Олимпио, и Долорес согласилась с ним. – Маргарита и инфанта Барселонская спасли меня! Итак, Хуан, обещаю тебе, что презренный, с которым связана Маргарита, получит достойное наказание, и наказание это будет ужасно, клянусь тебе. Но Клод, ты сказал, кажется, что у него есть господин, назови его нам.

– С условием, – отвечал маркиз.

– С каким же именно?

– С тем, что ты будешь расплачиваться с Эндемо, а я с его господином.

– Хорошо. Назови нам его.

– Это государственный казначей граф Бачиоки!

– Он приказал Эндемо и агенту Лагранжу убить принца Камерата в Фонтенбло, – сказал Хуан, глаза которого засверкали. – Он велел арестовать вас в церкви Богоматери; он приказал Эндемо подбросить бомбы в ваш отель, – о, ряд его преступлений бесконечен.

– Он отправил тебя в Версаль и заключил в Санта-Мадре, – докончил Олимпио, обращаясь к Долорес. – Они должны умереть оба. Чаша терпения переполнилась!

Когда встали из-за стола, и Долорес, беспокоясь за Олимпио, просила его не подвергаться новым опасностям, а оставить Францию и вернуться в Испанию, чтобы насладиться там тихой и мирной жизнью, служанка доложила о приходе инфанты Барселонской.

Инесса пришла порадоваться счастью тех, с которыми она раньше, по наущению императрицы, не хотела знакомиться.

Олимпио и Долорес встретили дочь Черной Звезды с искренностью, которая благотворно на нее подействовала. Стоя между ними, озаренная их любовью, она узнала, что есть на свете истинно честные люди и что нельзя полагаться на те наблюдения, которые она сделала при дворе.

– Вам известна чудная, странная история моей жизни, – сказала Инесса, протягивая им руки и отбрасывая вуаль, скрывавшую черное звездообразное пятно на лбу. – Вы знаете тайну, которая, подобно проклятию, в продолжение многих лет преследовала меня. Вследствие черного знака, бывшего также на лбу моего отца, он лишился престола и отечества. Верьте, что нечестно завладевшие троном никогда не будут счастливы! Лишенная отечества, я стала ненавидеть человеческое общество и, подобно родителям, бежала из одного места в другое, по степям и непроходимым горам Испании, все вперед и вперед, не находя нигде покоя и пристанища; мы изображали собой семью номадов, гонимых общим проклятием… Судьба бросила нас в Париж; я сделалась приближенной императрицы, которая первая открыла во мне терпение и любовь к людям, и я вечно буду ей за это благодарна, хотя возбужденные ею чувства были ложны и ошибочны. Вам обязана я, после долгой внутренней борьбы, покоем и примирением! Вы научили меня любить и уважать людей, хотя большинство их отталкивает нас.

Долорес заключила растроганную до слез инфанту в объятия. Инесса поцеловала ее, как сестру.

– Когда я встретил вас однажды в ново-кастильской долине, вы казались мне чудными, таинственными привидениями, – сказал Олимпио Инессе. – Тогда я не думал, инфанта, что так близко сойдусь с вами. Рассказ о преследовании вашего покойного отца растрогал меня тогда до глубины души; только что произнесенные вами слова радуют меня. Мне кажется, что ненавидеть всех людей за подлость некоторых из них будет несправедливостью. Благодарю Бога, что вы научились любить людей.

– Грехи мои искуплены; самое страстное желание мое исполнилось, вы навеки соединены с Долорес, вы счастливы, а теперь – прощайте. Я оставлю двор; мне хочется уехать куда-нибудь подальше от этих вечных раздоров, от этих давящих друг друга людей.

– Куда же намерены вы ехать? – спросил Олимпио.

– В Испанию, благородный дон! Недалеко от Севильи находится окруженный стройными гибкими пальмами, уединенный полуразвалившийся домик моего отца – это единственное мое достояние. Туда я уеду, буду наслаждаться природой и мириться с людьми, ничего не требуя и не ожидая, но изучая их слабые стороны.

Долорес взглянула с мольбой на Олимпио.

– Уедем в Испанию, – прошептала она, – будем жить с Инессой в чудной далекой стороне.

– Хотя и тяжело, но в настоящее время я не в силах удовлетворить твое желание, которое самому мне не дает покоя. Но обещаю тебе, Долорес: инфанта поедет вперед, и мы последуем за ней.

– Что за чудное, счастливое свидание будет тогда, – произнесла Инесса, – смотрите же, сдержите слово. Я буду дорожить тем днем, когда вы переступите порог моего дома.

– Олимпио, что же задерживает нас в Париже? – спросила Долорес. – Уедем в Испанию.

Видно было, какое сильное впечатление производили слова донны Агуадо на ее супруга, так как и он жил только мыслью оставить Париж и насладиться мирной жизнью со своей Долорес.

– Не все еще сделано для того, чтобы я был совершенно беззаботен и спокоен! Не сердись на меня! Минута, о которой мы оба мечтаем, приближается; я увезу тебя на нашу далекую, чудную родину.