Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

— Сегодня утром в комнате дона Агуадо найдены следы случившегося с ним несчастья, вероятно, в минувшую ночь. Генерал выпил вино, в комнате найдена почти пустая бутылка.

— Далее!

— Действие этого вина было необыкновенно сильно и вредно. По крайней мере, по внешним признакам видно, что генералом овладел пароксизм или припадок сумасшествия.

— Из чего же заключают это?

— Возле окна замечены капли крови и разорванная в клочки одежда.

— А сам генерал?

— В припадке безумия бросился, вероятно, из своего окна! Стена разломана, комната пуста!

— Отыскали ли труп несчастного? — произнесла Евгения с участием, между тем как в душе она торжествовала.

— Он упал в Сену и исчез в ней без следа.

— Ужасное происшествие! Позаботьтесь, граф, чтобы не узнали о нем мои гости, а то оно может испортить их веселое настроение.

Обер-церемониймейстер и не подозревал, какую счастливую и приятную новость он сообщил Евгении.

Евгения вздохнула свободно; она избавилась от дерзкого, осмелившегося угрожать ей. Взгляд ее невольно упал на Рамиро Теба, стоявшего рядом с испанским посланником Олоцага. В группе, на которую она смотрела, находился также посланник Англии и маршал Прим. Наполеон разговаривал с последним и с некоторыми из своих генералов. Готовился поход в Мексику, и супруг старался привлечь на свою сторону Испанию и Англию, чтобы одному воспользоваться блестящим результатом войны. Почти все необходимые приготовления были сделаны, и Наполеон, обращаясь к стоявшему рядом с ним префекту Гаусману, смеясь заметил, что все новые улицы и площади Парижа он назовет именем предполагаемых побед.

В то время, как Евгения с волнением следила за молодым графом Рамиро, посреди зала явились четыре восхитительные пары; казалось, они хотели исполнить кадриль, самую нескромную, самую безнравственную, если судить по роскошному и далеко не скромному костюму танцоров и танцовщиц.

Дамы с очаровательными плечами и красивыми ножками, в дорогих коротких юбках и маленьких восхитительных шляпках изображали аркадских пастушек; мужчины одетые пастухами, отличались необыкновенной подвижностью и были затянуты в трико.

Взоры всех присутствующих обратились на прелестные пары, гости с удивлением смотрели на их обольстительные фигуры, из которых одна была красивее другой.

С галереи раздались звуки музыки, и начался тот безнравственный танец, который так характеризует парижан. Вследствие нескромных костюмов, он производил более сильное впечатление.

Несмотря на полумаски, каждый узнал участвующих в танце. Герцогиня Боссано танцевала с Флери, граф Клапаред с княгиней, графиня д'Э с ловким генералом Кастельно, а молодой, богатый маршал Мак-Магон с маркизой Фульез.

Кадриль была превосходно изучена и протанцована с таким огнем, с такими отчаянными па, что заслужила общее одобрение. Дорогие, вышитые золотом юбки, взлетали, маленькие ножки то выделывали па на полу, то поднимались в воздух, плечи пастушек сверкали, губы пылали и улыбались под полумасками; пастухи становились на колени, принимали пластические позы и, подобно дамам, делали смелые, ловкие скачки.

Это был обольстительный, возбуждающий чувственность танец, который с каждой минутой становился страстнее, отчаяннее и смелее; самые безумные и в то же время грациозные позы и прыжки совершались пастухами и пастушками. Зрители и зрительницы перешептывались.

— О, в Аркадии было хорошо, если такие пастухи и пастушки исполняли там подобные танцы!

Даже Наполеон с удовольствием смотрел на восхитительные фигуры, а Евгения тихо призналась княгине Меттерних, что этот сюрприз доставил ей большое удовольствие.

Думать об убитом Олимпио и весело смотреть на идиллию; имея нечистую совесть, наслаждаться канканом — это высший разврат.

Инфанта Барселонская была права, когда приходила в трепет и желала возвратить то время, когда со своими родителями бежала от людей.

Когда танец кончился, и пастушки, подобно красивым, пестрым бабочкам, улетели вместе с кавалерами из зала, все пожалели, что танец не повторится в этот вечер. Он пришелся всем по вкусу, был наслаждением, недоступным для дам, так как им опасно было посещать оперные маскарады, балы Mabille, где подобные танцы исполнялись дебардерами и сильфидами.

Канкан в Фонтенбло! Эта мысль привела всех в восторг, и можно было предсказать, что танцы повторятся при первом удобном случае. Выдумку называли гениальной и, распивая шампанское, болтали о подробностях костюмов, в которых исполнялась эта идиллия.

Княгиня Меттерних приготовила еще сюрприз и не щадила ни трудов, ни издержек, чтобы праздник доставил всем неисчерпаемое Удовольствие.

Красивая и любимая при дворе дама, веселившая часто дружеский круг императорской фамилии, могла позволить себе шутку, на которую не отважились бы другие гости.