— У Мараньона я погибла бы, — прошептала Маргарита. — О, это было ужасно!
— Верю вам, — отвечал Олимпио, — я удивлялся, как могли вы так долго терпеть.
— Сначала меня удерживало желание спасти несчастных, которых он хотел погубить.
— Вы сделали доброе дело, Маргарита, и Бог наградит вас за это!
— Потом жестокий страх, парализующий каждую мысль, каждое решение!
— Теперь вы останетесь у нас, — сказала Долорес голосом, полным глубокой любви. — О, какая радость отплатить вам за все добро, которое вы мне сделали!
Олимпио ушел в свой кабинет, оставив Маргариту на попечение своей Долорес; он не хотел медлить ни минуты. Приговор Эндемо был готов, и нужно было в следующую же ночь исполнить его, чтобы этот негодяй, считавший себя в безопасности в платье полицейского агента, не совершил новых злодейств.
Олимпио сел за свой письменный стол; лицо его было серьезно, лоб покрылся морщинами.
Он писал:
Он сложил и запечатал письмо.
Затем написал приглашение духовнику императрицы и приказание агентам Шарлю Готту и Грилли явиться к нему около десяти часов вечера.
И эти письма он также запечатал. Потом позвонил.
Вошел преданный слуга Валентине Фигура его, прежде стройная и высокая, казалась теперь шире и внушала к себе почтение.
— Что угодно, дон Агуадо? — спросил он, остановившись около двери.
— Валентино, я дам тебе важное поручение, — начал Олимпио, — исполни точно и скоро мое приказание! Ступай в Тюильри и отдай это письмо дежурному камергеру, чтобы он его немедленно доставил императрице! Ты получишь приказ, разумеется, письменный, об аресте и казни Эндемо, называющегося Мараньоном!
— Слава Богу, — сказал Валентино, и можно было слышать, что слова эти были сказаны от всей души.
— Затем второе письмо отдай духовнику императрицы! Если он пожелает видеть приказ, то покажи ему его.
— Слушаю, дон Агуадо!
— Вот эти два письма доставь полицейским агентам — Грилли и Шарлю Готту!
При этих словах лицо Валентино, только что сиявшее радостью и удовольствием, приняло вдруг выражение недоумения.
— Значит, дон Агуадо, желаете поручить арест этим двум агентам? — спросил он.
— Нет, нет. Выслушай прежде все, что я тебе скажу. В обоих письмах ничего не говорится об аресте, так что Грилли и дядя д'Ор не знают, в чем дело. Повеления императрицы не показывай им. Я приглашаю их сюда в качестве свидетелей.
— Очень хорошо, дон Агуадо.
— Если они станут отказываться, ссылаясь на другие служебные обязанности, то скажи им три слова: «По велению императрицы»!
— Превосходно, дон Агуадо!
— Оттуда сходи на улицу Баньоле.
— Близ кладбища отца Лашез?
— Совершенно верно! В конце этой улицы стоит низенькое серое здание, отделенное от других домов длинным забором. В этом заборе ты найдешь дверь, которая приведет в обширный двор. Там спроси Гейдемана, парижского палача.
— Слушаю, дон Агуадо!
— Отдай ему приказ императрицы и скажи, что казнь совершится у него во дворе сегодня ночью. В полночь придут свидетели, духовник и преступник.
— А если Гейдеман пожелает переговорить с вами? — спросил Валентино.
— То может сюда прийти! В полночь я буду у него. С улицы Баньоле отправляйся в дом покойного маркиза Монтолона, там найдешь лакея Леона.
— Знаю его, дон Агуадо, знаю очень хорошо, — сказал Валентине исполненный радости, видя, что Олимпио доверяет ему важнейшее поручение.
— Леон решительный и сильный малый.
— И при том так же сильно ненавидит мнимого герцога, как и я, — добавил Валентино. — Стоит только сказать это имя, и он вспыхнет, как порох.
— Хорошо! Возьми Леона с собой на бульвар Bonne Nouvelle; ты знаешь дом, где живет так называемый полицейский агент Мараньон?
— Как не знать, дон Агуадо.
— Встаньте около дома и незаметно наблюдайте. Если Эндемо возвратится домой рано и уйдет с наступлением ночи, то следуйте за ним; если же он воротится домой поздно, то позаботьтесь о том, чтобы он не покидал больше дома. В одиннадцатом часу вы должны, во всяком случае, иметь его в руках, если нужно, употребите силу. Даю вам неограниченные полномочия. Если он станет сопротивляться, то свяжите его, посадите в фиакр и везите на улицу Баньоле. Три четверти двенадцатого он уже должен быть во дворе палача, где вы найдете меня. Ты все понял, Валентино?
— Все, дон Агуадо, только даст ли императрица повеление?
— Ты знаешь очень хорошо, в чем все дело, — сказал смеясь Олимпио, — будь спокоен! Ручаюсь тебе, что ты получишь приказ.
Эта уверенность окончательно успокоила Валентино; он взял все письма и немедленно приступил к исполнению возложенного на него поручения.