Читаем Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон полностью

Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон

Эвита медленно погружается в апатию на протяжении всей следующей недели… Она бездействует, когда на трибуне Палаты обсуждают меры защиты пингвинов Антарктики. Не появляется больше в Фонде, где обычно продиралась сквозь поджидавшую ее толпу, пожимая протянутые руки, проходила в амфитеатр среди моря огней и вспышек фотоаппаратов, принимала чеки на общественные нужды от профсоюза кинематографистов, от работников пищевой промышленности, тут же увольняла персонал приюта для бедняков за то, что с кресел не сняли чехлы, рассудив, несомненно, что бедняки недостойны таких кресел. Потом она очень быстро уезжала в длинной черной машине с двумя белыми песцами вокруг шеи и треугольными подвесками, чтобы поработать с испанским журналистом Мануэлем де Сильва, помогавшим ей писать длинный панегирик себе самой и Перону, нечто вроде вязкой унылой жалобы, озаглавленной «Смысл моей жизни». Это Перон предложил ей в январе: «Почему бы тебе не стать писательницей?», думая отвлечь Эвиту от посторонних амбициозных устремлений.

Сегодня все это мертво. Эвите даже не хочется заниматься с пронумерованными коробочками с ее бриллиантами, размещенными в специальном шкафу, как у ювелиров…

Хуан Перон снял чехлы со своих артиллерийских орудий. У Эвиты нет сил собраться, подготовить ответный удар. Это сражение оказалось ей не по силам в тот самый момент, когда она отдыхала от только что выигранной битвы, вознесшей ее на вершину. Пугает ее худоба, пустота взгляда.

Перон пытается отвлечь Эвиту. Убийца с бархатными руками и с каменным сердцем хочет заставить ее забыться. Он предлагает Эвите вернуться в кино, не в качестве кинозвезды на этот раз, а представляя историю своей жизни. Он звонит Сесилу Де Миллу в Голливуд и Андре Кайату во Францию. Просит их немедленно приехать в Буэнос-Айрес, предлагает колоссальные суммы за фильм о жизни Эвиты. С помощью этого маленького блестящего подарка Перон надеется расшевелить Эвиту, потому что до сих пор побаивается гнева этой сокрушенной женщины. Этот фильм о ней — букет цветов, который он преподносит, чтобы замаскировать свое предательство. Но великие иностранные режиссеры отказываются от этой работы. В любом случае Перон доволен их отказом. Предпринял он этот шаг только для сотрясения воздуха, лишь бы показать Эвите, до какой степени он привязан к ней. Картинный звонок по телефону в ее присутствии и не должен был иметь продолжение, а годился лишь для взгляда в сторону Эвиты: «Посмотри, как я забочусь о тебе… Хочу, чтобы в твою честь сняли замечательный фильм…»

Но это всего лишь погребальный фимиам. Эвита сама должна объявить по радио, что оставляет пост вице-президента.

Может быть, напустить толпу на вкрадчивого врага Перона, такого инертного и растерянного? Может быть, поднять, защищаясь, четыре миллиона аргентинских женщин, для которых она добилась избирательного права, чтобы они могли воспользоваться им ради выгоды своей благодетельницы?

Многие из ее мелких фаворитов ждут в тени, когда же Эвита объявит о своем уходе. Тогда, наконец-то, они смогут вздохнуть спокойно, показать свою неприязнь к этой женщине, которая пользовалась их услугами. Министры и генералы были простыми винтиками в ее окружении. Все эти люди значили для Эвиты не больше, чем трамплин, ступеньки для ее собственного прыжка вперед.

Что касается Хуана Перона, то он может спастись не иначе, как создав у армии впечатление одержанной ею важной победы над Эвитой. Хуан Доминго должен пожертвовать Эвитой, чтобы удержаться у власти. И он избавляется от нее с легким сердцем, поскольку одновременно снимает с шеи камень: раб освобождается от своих цепей, хотя нельзя даже сказать, что это были нежные узы. Ни на грош не было страсти в этом союзе. Когда Перона арестовали, чтобы отвезти на остров Мартин-Гарсия, он отвернулся от Эвиты, едва не бросился обнимать охранников. Перон-поработитель прежде всего исполнял волю Эвиты, лишь изредка позволяя себе выпад, жест, слово, не согласованное с нею, к которому она не приложила свою печать…

Но отнять у Эвиты вице-президентство — значило добить умирающего, и все это знали, начиная с Хуана Доминго. Отсюда избыток вежливости, галантные поклоны… Он заложил в ломбард живое существо. Отдал в залог собственной благонадежности свою властную, злобную половину и одним ударом поразил две цели. Перон жонглировал словами, которые убивали.