Эвита. Женщина с хлыстом

В октябре 1950 года, когда кардинал Руфини, папский легат, прибыл в Аргентину, чтобы присутствовать на религиозном конгрессе в Росарио, Эва и Перон не приехали в аэропорт встречать его – они проводили выходные в Сан-Винсенте. Ходили слухи, что Перон послал в Рим за кардиналом специальный самолет, чтобы тот мог прибыть в Буэнос-Айрес до 17 октября и появиться вместе с Эвой и Пероном на балконе в Каса Росада во время празднования перонистской годовщины, но кардинал отказался присутствовать на празднестве и прилетел позже. Легат остановился в доме родственника Перейры Ираоласа, чью собственность Эва позже экспроприировала для своего дома престарелых. Было ли непочтеие, проявленное к папскому посланнику, своего рода местью, автору неизвестно; но кардинал Копелло выразил Перонам свое порицание, и они срочно отправились в Росарио, чтобы там воздать легату запоздалые почести.

Этот случай кажется особенно показательным на фоне другого происшествия, случившегося несколько раньше. Накануне религиозного конгресса в Росарио школа научного спиритизма Базилио провела свой конгресс в луна-парке, на закрытом стадионе, там, где впервые встретились Эва и Перон. На плакатах, объявляющих об открытии конгресса, была надпись: «Христос – это не Бог». Это возбудило яростные протесты священства и католических общин – среди недовольных был и друг Эвы – Иваниссевич, – которые окончились беспорядками у ограды луна-парка, и полиция разогнала народ с помощью слезоточивого газа. И по сей день никакой женский кружок в Буэнос-Айресе не может собраться, чтобы обсудить творчество Джейн Остин, без того чтобы предварительно не уведомить полицию и не сообщить ей всех деталей, а зачастую еще и не допустить на собрание офицера полиции, и потому весьма сомнительно, чтобы власти дали разрешение на проведение конгресса, не зная о том, какой текст предполагается разместить на плакатах; мало того, Перон, который изображал из себя патрона всех наук, составил послание, которое должен был зачитать участникам конгресса полковник Бальофет; и, разумеется, стадион украшали огромные портреты Перонов. Невозможно себе представить, чтобы Пероны не осознавали, что их горячая поддержка подобного еретического собрания выглядит прямым оскорблением Церкви. Кардинал Копелло выразил свое отношение достаточно ясно, приказав отслужить во всех костелах покаянные мессы, чтобы искупить подобное богохульство. И сразу после этого Пероны выказали пренебрежение папскому легату. Извинения за подобную невежливость, которые были даны в письме, написанном в Верховную Курию отцом Бенитесом, проливают свет на любопытные взаимоотношения Эвы с Церковью. В нем он благодарит членов Курии за пожертвования, сделанные Фонду Эвы Перон, и, превознося Эву, упоминает ее серьезное увлечение спиритуализмом и то, что она поддерживает постоянный контакт с умершими, в том числе с Сан-Мартином, которые наставляют ее в политической деятельности. Церковь не одобряет подобной практики, продолжал Бенитес, но настанет день, когда Ватикан осознает истинную ценность ее исследований. Досадная неловкость, добавлял он, имела место из-за того, что Эва сочла себя слишком большой грешницей, чтобы обращаться с приветствиями к столь высокому духовному лицу.

Интерес Эвы и Перона к оккультизму неудивителен, поскольку они, подобно всем диктаторам, чувствовали себя очень неуверенно и пытались таким образом обрести некие гарантии на будущее в этом и в ином мире. Какое-то время они были убеждены, что узнали свою судьбу благодаря мистеру Кортни Лаку, англичанину, хорошо известному в Буэнос-Айресе из-за своих способностей предсказателя, которого Перон сделал директором института психологии. И то, что Эва верила, что общается с умершими и наделена благодаря этому сверхъестественной властью, вполне укладывается в рамки ее обычных фантазий.

Единственной религией Эвы был «перонизм», а его единственным догматом была вера в Перона. Какие бы чувства она ни испытывала к нему, они отступали перед ее разыгравшейся фантазией, как бы она ни обращалась с ним дома, а она пускала в ход свой язык против него столь же часто, как и против кого угодно другого, на публике она ни разу не дала повода усомниться в своей верности. Она наверняка считала, что и его и ее после смерти непременно канонизируют; но в ее речах и писаниях порой проскальзывает посягательство и на большее. Она создавала миф о Пероне, а заодно и о себе, в котором он был не только мудрым и добрым правителем, но и полубожественным королем.

«Иногда я думаю, – говорила она, – что президент Перон уже перестал быть просто человеком, что он скорее воплощение высшего существа. И именно поэтому наша партия должна дорожить им, как своим лидером, без страха, что он исчезнет в тот несчастный день, когда Перон во плоти оставит нас. Перон всегда будет стоять перед людьми, словно идеал, флаг, маяк, словно звезда, которая в ночи указывает нам путь к окончательной победе».