Аргентинские военные к тому времени утратили всякие иллюзии касательно своей способности восстановить порядок в стране. Инфляция достигла приблизительно семи процентов в год и все еще росла, иностранцы отзывали из страны капиталы, мясо люди могли себе позволить только раз в две недели – в стране, гордостью которой была говядина! – а количество взрывов и убийств возросло. Ланусс провозгласил, что в 1973 году будут проведены всеобщие выборы, первые за десятилетие. Стало ясно, что без сотрудничества с перонистами невозможно будет добиться никакой мирной передачи власти, а перонисты тем временем, похоже, были не в состоянии сотрудничать даже друг с другом. Под знаменем Перона сплотились бизнесмены и маоисты, военные и террористы, и разногласия в перонистских рядах все возрастали и становились неконтролируемыми. Был только один человек, который мог, как считал Ланусс, их устранить, и генерал неохотно заявил, что, если Перон вернется домой, он будет желанным гостем. Не было никаких упоминаний о теле Эвы. Даже говорить об этом было слишком опасно.
Перон вместе с Изабелитой вернулся в ноябре 1972 года, и его возвращение разочаровало и его, и его последователей. Усталый пожилой человек, который шагнул под дождь с чартерного самолета «Алиталии», небрежно помахал толпе и заторопился к ожидающему его автомобилю, больше не был тем пламенным caudillo[36]
, который плечом прокладывал себе дорогу сквозь тянувшуюся к нему руками и кричащую толпу. Не та была и толпа, приветствовавшая его, лишь около шестисот человек, причем большинство газетчики, собралось в аэропорту Эсейса. Тысячи людей с флагами и барабанами, обещанные Перону перонистской партией, были оттеснены войсками. Сам город словно вымер. Ланусс, дабы избежать демонстраций, заявил, что это будет день принудительного отдыха, тогда как ГКТ призвала ко всеобщей забастовке, чтобы позволить «людям без пиджаков» приветствовать своего вернувшегося домой героя.Перон так долго бездельничал, ожидая возвращения, что пропустил августовский срок, который позволил бы его имени появиться в бюллетенях для мартовского голосования. Негодуя, поскольку Ланусс не поменял ради него порядок, чувствуя, что официальные лица им пренебрегают, и будучи разочарован приемом, Перон через четыре недели снова покинул страну, немногим более торжественно, чем когда бежал на уругвайском военном катере в Уругвай. Они с Изабелитой вернулись в Мадрид и стали ждать результатов выборов.
Если появление Перона несколько разочаровало народ, имена Эвы и Перона ничуть не потеряли своего былого волшебного очарования. Стены домов в Буэнос-Айресе украшали их портреты, словно они продолжали править страной. Человек, которого Перон рассчитывал выставить вместо себя, Эктор Кампора, малоизвестный политик, не отличавшийся ничем, кроме рабской преданности Перону, победил под лозунгом: «Кампору в правительство! Перона к власти!» Он подал в отставку через пятьдесят дней после инаугурации, и Перон, который с триумфом вернулся в июне, был выбран на третий срок в сентябре, с Изабелитой в роли помощника.
Издалека на балконе Каса Росада Перон все еще смотрелся видным мужчиной: un buen pedazo de pan[37]
, как говорят аргентинцы. Привлекательный, прямой, выше шести футов роста, с крашеными черными волосами, ободренный своим невероятным возвращением, он все еще казался молодым и сильным. Посетители президентской резиденции в Оливос были очарованы его дружескими манерами и обезоруживающей улыбкой. Он неплохо играл роль умудренного годами государственного деятеля, и многие все еще верили, что он сможет объединить страну и дать ей обещанные мир и процветание. Но Перону было семьдесят восемь лет, и вскоре начали ходить слухи о его плохом здоровье. 1 июля 1974 года, через девять месяцев после вступления в должность, он умер от пневмонии и последовавшей за ней сердечной блокады, оставив Изабелиту первой женщиной – главой государства в истории обеих Америк.