Вместе с этими блаженными силами,Владыко Человеколюбче,И мы вопием и глаголем:Свят еси и пресвятТы, и единородный Твой Сын, и Дух Твой Святой,Свят еси и пресвят,И великолепна слава Твоя,Столь возлюбившего мiр Твой,Что отдал Сына Твоего единородного,Дабы всякий верующий в НегоНе погиб, но имел жизнь вечную.Он, придя,И исполнив все, ради нас совершившееся,В ночь, в которую Он был предан,Вернее же, Сам Себя отдал за жизнь мiра,Приняв хлеб в пречистые Свои и непорочные руки,Благодарив и благословив, освятив, преломив,Дал святым Своим ученикам и апостолам, говоря:Приимите, ядите, сие Тело Мое,За вас ломимое во оставление грехов.Также и Чашу, после вечери, говоря:Пиите от нее все, это Кровь Моя Нового Завета,Которая за вас и за многих изливаетсяВо оставление грехов.Итак, вспоминая эту спасительную заповедьИ все, ради нас совершенное:Крест, гроб, тридневное воскресение,На небеса восхождение, одесную седение,Второе и славное паки пришествие,Мы все, что Твое,От всех, кто Твои,Тебе приносимО всех и за вся.В чем же смысл этого воспоминания
, место его не только в молитве благодарения, но и во всей совокупности Божественной Литургии, которая, как говорил я выше, молитвой этой совершается и исполняется?II
На этот вопрос, несмотря на сотни написанных в ответ на него трактатов, ни академическое богословие, ни литургическая наука не дают, увы, удовлетворительного ответа. Здесь еще раз вскрывается недостаточность того метода, о котором я уже неоднократно говорил и который состоит, в расчленении
евхаристической молитвы, да в сущности и всей Литургии, на части, изучаемые и объясняемые затем вне связи их с другими частями, без отнесения их к целому. И именно в объяснениях Евхаристии как воспоминания недостаточность эта особенно очевидна, ибо здесь раскрывается, до какой степени редукционизм, присущий этому методу, сужает, а потому, в пределе, и искажает понимание не только самого этого «момента», но и всего таинства Евхаристии. На редукциях этих, которые уже столетиями воспринимаются как чуть ли не самоочевидные, нам и нужно остановиться в первую очередь, ибо, не преодолев их, не пробиться нам к подлинному, в самом опыте Церкви заложенному, смыслу Евхаристии как таинства воспоминания.Первая из них состоит в понимании и определении воспоминания
как «тайносовершительной» ссылки на установление Христом, за Тайной Вечерью, таинства Евхаристии, то есть претворения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Таким образом воспоминанию здесь приписывается сила этого претворения, «действенности» таинства. По отношению к таинству воспоминание есть «причина» его действенности, причиной же действенности самого воспоминания является установление Евхаристии на Тайной Вечери.В чистом виде такую редукцию мы находим в латинском учении о пресуществлении евхаристических даров установительными словами
Христа, то есть словами, произнесенными Им на Тайной Вечери и повторяемыми священником, совершающим таинство: «сие есть Тело Мое», «сия есть Кровь Моя». А поскольку слова эти определяются как «тайносовершительные» и, следовательно, как одновременно и необходимые и достаточные, к ним, в сущности, и сводится евхаристическое воспоминание о Тайной Вечери.