Эвмесвиль

Можно найти и другие исторические примеры, но все они меркнут перед лицом глубочайшего и самого богатого последствиями изменения планетарной картины мира во всей известной нам мировой истории. Это изменение происходит в XVI—XVII веках, в эпоху открытия Америки и первого кругосветного плавания. <…> Коперник первым доказал научно, что Земля вертится вокруг Солнца. Его труд о вращениях небесных орбит <…> вышел в 7543 году. Хотя он и изменил тем самым всю картину нашей Солнечной системы, но он все же еще твердо держался того мнения, что мироздание в целом, космос, представляет собой ограниченное пространство. Таким образом, еще не изменился мир в глобальном космическом смысле и с ним вместе не переменилась сама идея пространства. Несколько десятилетий спустя границы пали. В философском смысле Джордано Бруно предположил, что наша Солнечная система (в которой планета Земля вращается вокруг Солнца) представляет собой лишь одну из множества солнечных систем бесконечного звездного неба.

Третий учитель, Тоферн, занимался поэзией и грамматикой, что соответствует представлениям Юнгера о важности языка, о которых отчасти уже шла речь в связи с эссе «Лесной путь». Прототипом Тоферна, видимо, послужил «северный маг» Иоганн Георг Гаман (1730—1788), оказавший большое влияние и на идеи Юнгера, и на его стилистику. Об этом можно прочитать в прекрасном послесловии Александра Михайловского к книге Юнгера «Сердце искателя приключений» [500](вторая редакция, 1937), которой предпослан эпиграф из Гамана. Гаман потому называл язык поэзии «материнским языком человеческого рода», что видел в речи, в языке образов единственный способ связи между трансцендентным и земным миром. Он, между прочим, считал, что и история имеет типологическую, «образную» структуру, понимание которой возможно только на основе мифологической или поэтической историографии. В «Эллинском трилистнике клевера» [501]Гаман повторяет мысль Фрэнсиса Бэкона о триаде наук — истории, поэзии, философии, — соответствующих трем способностям человеческого духа (память, воображение, рацио), и отдает первенство среди этих наук именно поэзии. Представители как раз этих наук оказываются учителями и «крестными отцами» Венатора. Наконец, в тексте романа содержатся аллюзии на работы Гамана (что отмечено в комментариях).

Чем занят Мартин Венатор? Он наблюдает жизнь города и двора Кондора на касбе, параллельно занимаясь историческими изысканиями: он как бы примеривает на себя образы анархов, живших в прежние исторические эпохи. Сквозь все эти исторические образы просвечивает некий вневременной прототип, до которого он долго не может добраться.

Дневниковая запись Юнгера, относящаяся к самому началу работы над романом (Агадир, 9 августа 1974 г.) свидетельствует о том, что он воспринимал исторических персонажей в духе Гамана и Вико — так, будто сквозь них просвечивает череда героических и божественных предшественников: