— А теперь, друзья мои, Болат, Мырзабек, Володя, считайте, что вы уже едете в Москву… Все складывается нормально. Я тоже собираюсь с вами, уговорил своего лечащего врача, разрешил-таки мне поехать. Только советует ехать заблаговременно, на 10–15 дней раньше, чтобы пройти адаптацию перед обсуждением. Наверное, так и сделаю, возможно, устроюсь в кардиологический центр, чтобы поддержать сердце. А потом вы приедете со всеми образцами… Бог даст, все будет о’кей, чувствую, мы вернемся с победой!.. Напоследок попрошу вас, ребята, воздержитесь от обильных застолий и хождений по гостям. Даже Новый год советую встретить поскромнее… Нам надо быть в Москве в хорошей форме… Почему-то я очень многого жду от этого обсуждения. Эх, проскочить бы без заминок, тогда четыре-пять лет подряд у нас не будет никаких забот, как сейчас. И мы выйдем на финишную прямую, возьмем курс на промышленные испытания!..
В конце первой декады декабря насос высокого давления, подающий на установку водород, неожиданно вышел из строя. Механик, вызванный из ХМИ, разобрал его и, вынув рассыпавшиеся детали, огорченно протянул:
— Все, Евней Арстанович, каюк насосу. Из него теперь ничего не выжмешь, самый главный узел полетел, это… как бы у человека сердце остановилось…
Академика словно кольнуло от нелепого сравнения рабочим парнем старого насоса с человеческим сердцем, он, тут же справившись с секундным замешательством, вытащил из нагрудного кармана авторучку и начал сочинять письмо.
Это коротенькое письмо, состоящее всего из четырех строк, которое сейчас демонстрируется в музее ученого (мы его привели в качестве эпиграфа в начале главы), стало последним в жизни Евнея Арыстанулы. По содержанию письма видно, что оно адресовано начальнику Карагандинского «Облтехснаба» А. С. Никонову, который всегда оказывал ему посильную техническую помощь.
13 декабря Евней Арыстанулы проснулся рано. Еще не выходя из дома, он позвонил на квартиру Болата Ермаганбетова, трубку подняла его жена. «Дорогая Енлик, извини, что поднял тебя так рано, разбуди Болата. Сегодня мы собираемся пустить в эксплуатацию новый автоклав…» — объяснил он и вышел на улицу со своей собакой, внушительной и суровой на вид, пугавшей всех, кто видел ее даже издалека. Взяв ее на поводок, он стал прогуливаться. Дом, в котором жил ученый, находился на краю большого сада. Врачи его предостерегали: не гуляйте один, в последнее время даже ограничивали продолжительность утренних прогулок, просили ходить только вокруг дома. Придерживаясь их рекомендаций, он выбрал короткую тропу, длиной около ста метров с асфальтовым покрытием. В тот день он не отклонился от проторенной тропы. Прогуливаясь, ученый встретил соседского парня-студента. Приветливо поздоровавшись, проводил его до калитки сада. Потом встретил его брата, которого также проводил. Около восьми часов пошел домой.
Не дойдя до ступенек своего коттеджа три-четыре шага, он неожиданно схватился за сердце и упал в снег…
Первая бригада «скорой помощи», прибывшая через несколько минут, а затем и вторая констатировали, что его больное сердце остановилось навсегда.
Траурная процессия и похороны академика, доктора технических наук, профессора, лауреата Госпремии СССР, писателя Евнея Арыстанулы Букетова состоялись 15 декабря 1983 года. Приехали его ученики из нескольких областей Казахстана, верные друзья, соратники. Из Алма-Аты, Петропавловска, Чимкента, Туркестана, Жезказгана, Балхаша, особенно много друзей и знакомых — из Каркаралинска и Карагайлы. В траурной процессии участвовали тысячи студентов и представителей интеллигенции Караганды и Темиртау. Разумеется, было сказано много трогательных слов прощания с выдающимся ученым-писателем и Человеком. Но никто из провожавших покойного в последний путь, пришедших на траурный митинг, по-своему сильно горевавших, не сказал вслух: «Почему мы не поддержали такого замечательного человека, как Евней Арыстанулы, когда он был жив, не сберегли? Его преследовали, унижали, в результате за последние три года он перенес три тяжелейших инфаркта. И теперь, когда его не стало, мы запоздало плачем. Да, жаль!..»
Когда трагическая весть о кончине Букетова дошла до В. И. Спицына, он, как говорят ученики Евнея Арыстанулы, не мог этому поверить. Его реакция была неадекватной: «А что мне делать без него, ведь 27 января на большом совещании химиков он должен был делать доклад. Кто может его заменить?», и повторял: «А что нам делать без него?» Эта патетическая фраза, произносимая известным академиком в минуты безутешного горя, означала, что без него, без лидерства Букетова, без его кипучего организаторского таланта программа ожижения угля в дальнейшем была обречена на провал. И этим отчаянным возгласом восьмидесятилетний ученый практически прощался с новым направлением в углехимии, чувствуя, что скоро идея получения дешевого бензина из бурых углей будет похоронена.