Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Вы, конечно, возразите, что Аполлоний Тианский не постулировал учение о межнациональной любви! Но как мы уже убедились, Иисус, вероятно, тоже ничего подобного не делал. Это учение было развито Павлом, религиозным предпринимателем, который воспользовался им как цементом для своего перспективного предприятия.

А если бы и Павел вообще не рождался? Тогда Павел не был бы Биллом Гейтсом своих дней, человеком, который увидел открытую платформу и основал предприятие, занявшее на ней доминирующее положение. Но тогда это сделал бы кто-нибудь другой. Когда возникает новая большая ниша, платформа – будь то в результате изобретения персонального компьютера или основания Римской империи, – кто-нибудь обычно находит способ эксплуатировать ее.

Или, выражаясь более техническим языком, когда появление новой платформы создает потенциально позитивные внешние сетевые факторы, кто-нибудь обязательно найдет способ реализовать их ценой конкуренции. Некая операционная система для персональных компьютеров имела бы огромный успех, как только ПК стали доступными, независимо от того, родился Билл Гейтс или нет.

Параллели между Аполлонием и Иисусом вполне могут быть не случайным совпадением. К тому времени, как предания об Аполлонии были собраны в книгу, уже появились христианские евангелия, и последователи Аполлония ввиду осознанного или бессознательного желания приукрасить действительность могли придать своему кумиру сходство с Иисусом. В этом-то и суть: сближение такого рода было естественным. Древние пропагандисты религии работали в условиях конкуренции. Они пытались завладеть вниманием людей и удержать его, рассказывая историю, которая, возможно, занимала особое место в их духовной жизни. Для того чтобы религия процветала, она должна предлагать хотя бы не меньше, чем ее конкуренты. Поэтому религии естественным образом развиваются в том же направлении, что и преуспевающие соперницы, точно так же, как рынок вынуждает конкурирующие программные продукты заимствовать лучшие функции друг у друга.

Отсюда и парадокс: сближение формы зачастую является продуктом острого соперничества. Приверженцы Иисуса принижали Аполлония точно так же, как приверженцы Аполлония принижали Иисуса, и точно так же, как приверженцы Apple и Microsoft спорят о недостатках каждой, хотя эти две операционные системы впитали инновационные особенности друг друга¹⁵.

В конечном счете, близки к неизбежным функции, а не конкретные компании или религии. Даже если бы ни Билла Гейтса, ни Стива Джобса не существовало, любая операционная система, занявшая доминирующее положение, была бы пригодна для таких функций, как текстовый редактор и электронная почта. Даже если бы Павел так и не родился, любая религия, занявшая господствующее положение в Римской империи, способствовала бы межнациональным дружеским отношениям. Ибо только религия такого рода могла бы воспользоваться внешними сетевыми факторами, чтобы обставить соперниц.

Обращение Константина

Религия такого же рода могла оказаться притягательной и для императора. Если бы вы правили многонациональной империей, неужели вы не благоволили бы к межнациональной гармонии? Неужели не додумались бы распространять религию, которая ей способствует? Возможно, обращение Константина в христианство отнюдь не случайность. Дни завоеваний и экспансии империи остались позади. Пришло время консолидации, укрепления созданной структуры. (Битва, которая стала причиной обращения Константина, произошла в ходе гражданской войны.) Может быть, Константин просто узнал хорошее связующее вещество для общества, как только увидел его¹⁶.

Это был не первый случай, когда император с корыстными целями менял религиозную принадлежность. Ашока, индийский император III века до н. э., стал для буддизма тем же, чем Константин – для христианства. Покорив государство Калинга в ходе кровопролитной войны, Ашока решил, что народ Калинги и его народ на самом деле братья. Это озарение посетило его после перехода в буддизм, который зародился как движение бродяг из низов, но при поддержке Ашоки распространился по всей Индийской империи. Поскольку мы не располагаем буддийскими текстами, достоверно датированными периодом до правления Ашоки, мы не знаем наверняка, придерживался ли сам Будда идей всеобщей любви и гармонии. Зато Ашока приказывал высекать его собственные толкования буддизма на камнях, колоннах и в пещерах, и некоторых из них уцелели – например, «только согласие достойно похвал»¹⁷. Подобные убеждения императора вполне понятны.