Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Этим также объясняется, почему в Новом Завете меньше воинственных стихов, чем в Коране или в Еврейской Библии. В годы становления христианского писания христианство не было официальной религией власти, занятой экспансией. Учения о священных войнах всплывали на поверхность по мере необходимости, например во время крестовых походов, но евангелия и послания обрели форму слишком рано, чтобы содержать эти учения.

Можно до бесконечности приводить аргументы, решая, какая из авраамических религий «лучше» или «хуже». Однако бесспорного победителя мы не найдем. Скорее, обнаружим, что для всех трех динамика колебаний между категориями «лучшая» и «худшая» одинакова: писания варьируются от толерантных до воинственных, и причина заключается в земных обстоятельствах, в факторе ненулевой суммы или его отсутствии, воспринимаемом людьми.

Мухаммад в большей степени, чем любая другая личность в авраамической традиции, олицетворяет эту динамику, иллюстрирует ее по всему диапазону. Временами он – воинственный Иосия, временами – озлобленный Второисайя, временами – упреждающе инклюзивный Филон или Павел, временами – уверенно инклюзивный источник Р или столь же уверенно инклюзивный Иисус евангелий (несмотря на то, что исторический Иисус в большей мере походил на раннего Мухаммада, богодухновенного пророка из Мекки, с которым не считались в его отечестве). Этот человек – воплощение нравственной истории авраамической веры со всеми ее поворотами и перипетиями. Таким обстоятельством не всегда можно гордиться, тем не менее его можно считать своего рода подвигом. И потом, это пример того, что придает истории структуру: превосходной ответной нравственной реакции человека на события, происходящие в его мире.

Современность Мухаммада

Разумеется, нравственный элемент – не единственный, по которому сравниваются религии. Распространенная жалоба на Коран – отсутствие в нем охвата и глубины Библии. Например, в Коране нет глубоких размышлений о человеческой жизни, как в Притчах, у Иова и в других примерах «литературы мудрости». Нет и загадочных философских намеков вроде указаний Иоанна на Логос, как в Новом Завете.

С другой стороны, Еврейская Библия и Новый Завет – вместилище интеллектуального наследия, которое относится не только к иудейскому и христианскому мирам. Составленные легионами представителей городской элиты, они отражали идеи великих цивилизаций – от Месопотамии до Египта и христианского эллинистического мира. Коран же сформировался в двух пустынных городах на окраине империи, был озвучен скорее деятелем, чем мыслителем, к тому же, скорее всего, неграмотным.

Ирония в том, что в важном отношении Коран – более современный труд, нежели Библия, а Мухаммад – более современный персонаж, чем Моисей или Иисус.

Прежде всего, Мухаммад, в отличие от ключевых фигур Еврейской Библии и Нового Завета, не обладал особой силой. Он не мог превратить свой посох в змею, а воду – в вино. Да, позднее мусульмане называли его чудотворцем и утверждали, что один-два туманных коранических стиха (самый известный из них – о расколовшемся месяце) демонстрируют эту силу. Но коранический Мухаммад, в отличие от библейских Иисуса и Моисея, не полагается на сотворение чудес как на доказательство приближенности к Богу.

Контраст особенно заметен, когда Мухаммад и Иисус сталкиваются со скептиками, вопрошающими: если с Богом тебя действительно связывают особые узы, докажи это, яви чудесные «знамения». Мухаммад не реагирует на них попытками совершить что-либо сверхъестественное¹⁴. Он не воскрешает мертвых и не кормит толпы людей, несмотря на скудность средств. Разумеется, исторический Иисус, в противоположность библейскому, скорее всего не делал ничего подобного. Но Иисус вполне мог заниматься исцелением верой и экзорцизмом – и то, и другое было в порядке вещей для странствующего палестинского проповедника около 30 года н. э. Во всяком случае, исторического Иисуса наверняка просили явить знамения. И даже когда в самом раннем евангелии он не может исполнить эту просьбу, его объяснение строится на предпосылке, что он мог бы явить знамения, если бы зрители заслуживали их. («Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение».¹⁵)

Здесь мы видим парадоксальную современность Корана еще в одном смысле – в стиле богословской аргументации. Этот стиль задан реакцией Мухаммада на брошенный ему вызов, требование показать «знамения». Он дает такое определение слову «знамения», что получает возможность ответить ударом на удар, перенести акцент со сверхъестественных чудес на чудеса природы¹⁶. Если вам нужны знаки величия Божьего, говорит он, изучите свидетельства, которые мы видим каждый день. Посмотрите на мир. Обратите внимание на то, что он создан ради блага людей. Разве Бог, сотворивший такой мир, не заслуживает поклонения?