Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим культурную эволюцию на мелкоструктурном уровне. Подумаем об отдельных культурных единицах – в данном случае, верованиях и обрядах, а также о том, как они распространяются. Биолог Ричард Докинз ввел в обращение термин «мем» для единиц культуры отчасти потому, что он созвучен «гену», а ему хотелось подчеркнуть параллели между культурной и биологической эволюцией. Например: точно так же, как гены передаются от организма организму и через поколения, мемы передаются от разума к разуму. И точно так же, как вновь появившиеся гены «соперничают» за место в генофонде, вновь появившиеся мемы «соперничают» за конечное пространство в мировом запасе человеческих мозгов. Мемы какого вида будут иметь селективное преимущество в этой постоянной борьбе мема против мема?
Чтобы получить представление, полезно обратиться к газетам. Редакторы газет прилагают старания, чтобы выяснить, информация какого рода нужна людям, и удовлетворяют этот спрос. Таким образом высококвалифицированные «мемные инженеры» изучают человеческую натуру. Газеты привлекают внимание в том числе своим пристрастием к хорошему и плохому. Заголовки «рынок ценных бумаг поднялся на 5 %» и «рынок ценных бумаг упал на 5 %» действуют эффективнее, чем заголовок «на рынке ценных бумаг не происходит ничего особенного». Вот и религии, особенно «примитивные», подобны газетам. В каждом обществе охотников-собирателей религия занята главным образом объяснением, почему происходит плохое и хорошее – болезни, выздоровление, голод, изобилие и т. п.
Кроме того, внимание уделяется повышению соотношения хорошего к плохому. Жители Андаманских островов, убежденные, что свист по ночам привлекает злых духов, а пение отгоняет их, поют в темноте чаще, чем свистят5
. Люди естественным образом пытаются контролировать свое окружение, и уверенность в том, что они осуществляют этот контроль, помогает им чувствовать себя лучше. Поэтому человеческий разум открыт для идей, которые обещают обеспечить им такой контроль. Это не значит, что люди без разбору принимают каждую подобную идею, о существовании которой узнают. Однако это означает, что такие идеи привлекают их внимание, а для мема это первый шаг к признанию. Хотя мему жителей Андаманских островов, который гласит, что грозы – наказание свыше за растопленный пчелиный воск, едва ли гарантировано место в религии общества, такой мем имеет значительное стартовое преимущество перед другими мемами, гласящими: «Грозы просто случаются, и тут уж ничего не поделаешь».Кроме того, можно заметить, что в газетах необычное и новое преобладает над заурядным и предсказуемым. Туберкулез и вирус лихорадки Западного Нила – плохие новости, а по количеству случаев смерти лидирует туберкулез, худший из этих двоих. Однако заголовок «Вспышка эпидемии нового смертельного вируса озадачивает экспертов» легко вытеснит заголовок «В этом году ожидается обычный уровень смертности от туберкулеза» (за исключением, пожалуй, юмористического журнала
Логично, что человеческий мозг естественным образом цепляется за странное и неожиданное, поскольку предсказуемое и без того присутствует в ожиданиях, которые ведут человека по жизни; новости о странном и неожиданном могут свидетельствовать о том, что нам гарантирована корректировка ожиданий. Но одно из свойств странного и неожиданного зачастую состоит в отсутствии правды. Так что если они имеют предпочтительный доступ к нашему мозгу, ложь получает преимущество, пусть и мимолетное, перед истиной. В первые дни после терактов 11 сентября 2001 года широко распространилась история о том, как один человек, находившийся на самом верху одной из башен-близнецов, выжил, съехав вниз по лавине осыпающихся обломков. Эта история выглядела настолько невероятной, что прямо-таки убеждала нажать кнопку «переслать» в программе электронной почты, и как многое невероятное, она была ложной. Вот наглядное подтверждение известной поговорки о том, что ложь успевает облететь полмира за то время, пока истина обувается.