Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Согласившись, что Иисус говорил о себе, ученики получили право не только по-новому толковать его высказывания о Сыне Человеческом, но и выдумывать — точнее, смутно, но старательно наполовину выдумывать — совершенно новые высказывания о «Сыне Человеческом». Если кто-то из учеников утверждал, что Иисус однажды сказал ему, что он, Иисус, и есть Сын Человеческий, которому суждено быть убитым и воскреснуть, разве могли остальные всерьез усомниться в этом? Разумеется, если бы апостол утверждал, что Иисус сказал ему: «Меня распнут», сомнений возникло бы хоть отбавляй. Товарищи спросили бы: «Почему же ты нам ничего не сказал, пока он был еще жив?» Но если бы ученик объяснил, что в то время не понял истинного значения слов Иисуса, который говорил не о себе, а о «Сыне Человеческом», придраться к такому известию было бы невозможно.

Все это могло бы объяснить одну из наиболее драматических сцен Нового Завета, сцену, которая озадачивает. Через несколько дней после того, как был убит Иисус, его мать и Мария Магдалина нашли гроб Иисуса пустым и «недоумевали». Тут появились два загадочных человека и сказали им:

Что вы ищете живого между мертвыми? Вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его и, возвратившись от гроба, возвестили все это одиннадцати и всем прочим [873].

Только тогдаони вспомнили его слова? Если бы последователи Иисуса при его жизни знали, что под «Сыном Человеческим» подразумевается он, если бы он и вправду говорил, что Сын Человеческий будет распят, а по прошествии трех дней воскреснет, вряд ли такое предсказание не вспомнилось им во время казни на кресте!

Как мог автор евангелия написать столь непоследовательную сцену? Возможно, в момент написания она не была непоследовательной. Если мысль о том, что Иисус был Сыном Человеческим, возникла только после казни на кресте — а в то время действительно было известно, что она возникла лишь после распятия, — тогда сцена на самом деле исполнена смысла: две Марии становятся свидетельницами важного явления. Да, они слышали, что Иисус, возможно, Мессия, человек, который спасет Израиль, но никогда и не думали, что он еще более велик — Сын Человеческий, которого так часто славил сам Иисус.

Образ Иисуса как Сына Человеческого, безмятежно восседающего на небесах и готового принять души добрых христиан, мог сыграть решающую роль в окончательном триумфе христианства. Этот образ дал ему преимущество перед религиями, которые не обнадеживали, не обещали прелестей загробной жизни, и помог в конкурентной борьбе с многочисленными религиями, которые давали подобные обещания. Кроме того, он побуждал христиан умирать во имя своей веры. В Деяниях апостолов, когда Стефана ждет мученичество, он хладнокровно встречает смерть: «Стефан… воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога. И сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» [874]. Посмертное отождествление Иисуса с Сыном Человеческим стало ключевой эволюционной адаптацией.

В сущности, понадобилась и вторая адаптация, прежде чем Стефан мог узреть такое видение. Один из образов этого ободряющего видения, Сын Человеческий, восседающий на небесах, обрел форму вскоре после казни на кресте, но как мы только что видели, то же самое нельзя сказать про идею, согласно которой преданные христиане в конце концов присоединятся к нему на небесах. Как и про идею, которую явно разделял Стефан — что воссоединение с Иисусом будет происходить вскоре после смерти. И действительно, молчание Павла по вопросу о состоянии умерших до грядущего воскресения свидетельствует о том, что мог бы дать традиционный ответ из Еврейской Библии: они будут ждать в шеоле, мрачной преисподней [875].

Небеса могут подождать

Прошло более десяти лет после служения Павла, прежде чем в христианской литературе стали появляться отчетливые упоминания о незамедлительной награде для праведников в загробной жизни. В Евангелии от Луки, написанном в 80–90 годах н. э., нам объясняют, что богобоязненный преступник, казненный на кресте рядом с Христом, в тот же день попадет вместе с ним в «рай» [876]. Кроме того, нам рассказывают о загробной жизни богача и бедняка. Богач, который умер, не покаявшись в грехах, попадает в ту часть преисподней, где «мучится в пламени». Нищий оказывается удачливее: компанию ему составляет Авраам — некоторые утверждают, что на небесах, но так или иначе, в какой-то более приветливой части загробного мира, там, где нищий «утешался» [877].