Эволюция бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Или как угодно еще. Язык обусловлен контекстом: набожные приверженцы авраамических религий будут пользоваться языком, отличающимся от языка адептов нью-эйдж, агностиков-необуддистов, светских гуманистов и так далее. Некоторым поможет воспрянуть духом мысль, что стремиться к личному спасению, связанному с общественным спасением, — значит приводить себя в соответствие с мировым замыслом, явленным в истории, а кому-то не поможет (либо потому, что они не считают замысел явленным, либо потому, что им до него нет дела). Но как бы мы ни описали эту связь, какой бы ни была природа мотивирующей структуры, эта связь окажется эффективной для достаточно высокого процента людей в мире. Спасение общества при этом может и не приниматься во внимание в зависимости от степени, в которой отдельные люди, стремясь к собственному спасению, расширяют свое нравственное воображение, и следовательно, — круг нравственного внимания.

Будущее Бога

Рискуя показаться зацикленным на неуникальности авраамических религий, скажу: это расширение нравственного круга — еще одна сфера, в которой неавраамические религии порой превосходили авраамические.

Возьмем буддизм под влиянием правителя Индийской империи III века до н. э. Ашоки, с которым мы уже встречались в главе 12. Обращение Ашоки в буддизм, как и более позднее обращение Константина в христианство, прочно обеспечило новой религии место на имперской платформе. А акцент буддизма на братолюбии и милосердии, как и подобные христианские акценты в Древнем Риме, оказался полезным для сплочения многонациональной империи. Вместе с тем, как и в раннеисламских халифатах, и в отличие от Константина, Ашока требовал уважения к другим религиям империи и никогда не призывал к обращению в буддизм.

Словом, Ашока сочетал лучшие авраамические традиции двух имперских религий. А потом усовершенствовал их. В то время как христианство и ислам были причастны к священным войнам империй, Ашока осудил завоевания, приведенный в ужас событием, которое предшествовало его обращению в буддизм и спровоцировало его — собственным кровопролитным завоеванием соседнего региона. «Самая важная победа, — говорил он, — это победа нравственная». Так «бой барабанов войны» был вытеснен «призывом к Дхарме», на путь нравственной истины[1082].

Что если бы авраамические религии действительно отказались считать себя уникальными, прониклись уважением друг к другу, и в итоге — к неавраамическим религиям? Несомненно, многие христиане, иудеи и мусульмане восприняли бы это как оскорбление их веры. Однако такое положение вещей имело бы определенное оправдание. В основе каждой веры лежит убежденность в существовании нравственного порядка, и для развития авраамической концепции Бога это было бы еще одним свидетельством существования такого порядка. Упорные притязания иудеев, христиан или мусульман на особую законность могут отчасти лишить эти религии убедительности. Как говорил Ашока в другом контексте: «Если человек превозносит свою веру и принижает другую из преданности собственной и желания прославить ее, он наносит большой ущерб своей вере»[1083].

ПРИТЯЗАНИЯ ИУДЕЕВ, ХРИСТИАН ИЛИ МУСУЛЬМАН НА ОСОБУЮ ЗАКОННОСТЬ МОГУТ ОТЧАСТИ ЛИШИТЬ ЭТИ РЕЛИГИИ УБЕДИТЕЛЬНОСТИ

Не безумие ли это — попытки вообразить себе день, когда авраамические религии осудят не только свои притязания на уникальность, но и притязание на уникальность авраамических религий в целом? Вообразимы ли вообще столь радикальные перемены в характере Бога? Столь радикальные перемены уже происходили, и не раз. В новой метаморфозе не было бы ничего нового.

Есть проверенная теологическая формула для отмены уникальности религий. Наиболее известны ее ассоциации с индуистами, которые, по-видимому, таким образом объединяли регионы, поклоняющиеся разным индуистским божествам. Суть в том, что все боги, как бы они ни назывались, есть проявления единой «божественной природы». Как сказано в древнем ведическом тексте: «Их называют Индра, Митра, Варуна и Агни, а также небесная прекрасная Гаруда. Истинный един, хотя мудрецы зовут его по-разному…»[1084]

Эта идея также отражена, хоть и туманно, в авраамических писаниях. Как мы видели в главе 8, в Еврейской Библии Бога нередко называют «Элохим» — по-видимому, этот термин вошел в древнееврейский благодаря лингва франка, которыми пользовались далеко за пределами Израиля. Мы видели также, что некоторые исследователи считают: это слово с его международной окраской в некоторых случаях применяли в доказательство, что боги региона, в том числе Бог Израиля Яхве, — один и тот же Бог.