Эволюция Кэлпурнии Тейт

– Нужно прибавить света с этой стороны. Тогда деталь будет на самом виду. И вспышка ещё подсветит ваш листочек.

Он подкатил прямо к Растению целую кучу соединённых между собой ламп и зажёг их, все девять разом. Поворачивал их так и сяк, пока не добился желаемого эффекта – свет шёл под нужным углом.

Он приник к объективу.

– Лучше не получится, – поглядел в объектив. – Но я заранее предупреждаю, вам придётся платить, даже если ничего хорошего не выйдет.

– Конечно, сэр, я понимаю.

По-моему, несправедливо, но дедушка на всё согласен.

– Даже если эта… висячая штука не выйдет.

– Договорились, – и дед полез в карман. – Давайте прямо сейчас заплачу.

– Ну нет, нет, я просто хотел предупредить.

Он наполнил лоток магниевым порошком и нырнул под чёрную накидку. Раздался тихий хлопок, и вся комната будто взорвалась ярким белым светом. На пару бесконечных секунд я словно ослепла.

– Не двигайтесь, пока зрение не вернётся, – предупредил фотограф, показываясь из-под накидки. – Одна леди споткнулась и чуть, чёрт её побери, не сломала ногу.

Он вынул пластину из камеры, обернулся и заметил меня.

– Простите, юная леди, мои выражения. Сделайте вид, что вы их не слышали, и, пожалуйста, не говорите вашей досточтимой матушке. Я сейчас вернусь.

Он взял пластинку и исчез в тёмной комнате. Мы слышали, как он там чем-то позвякивает и шуршит. Скоро он показался, держа деревянными щипцами непросохшую фотографию.

– Обычно я их мокрыми не показываю, но мне кажется, вам понравится, как получилось. Только не трогайте.

Мы посмотрели. Вот оно – Растение во всей своей красе, а у основания стебля – этот самый Чрезвычайно Важный Листик.

– Отлично, – улыбнулся дедушка. – Превосходная работа.

Мистер Хофер покраснел от удовольствия и скромно поклонился. Клянусь, будь он один, пустился бы в пляс.

– Вам понравилось? – смущённо пробормотал фотограф.

– Изумительно. Премного вам благодарен.

– Листик вышел невероятно чётко.

– Лучше быть не может. Давайте сделаем ещё один снимок.

Сдаётся мне, что мистер Хофер так бы и стоял тут весь день, упиваясь заслуженной похвалой за самый странный снимок в его жизни. Наконец он поместил горшок с Растением на фоне чёрной бумаги и повторил всё ещё раз. Я успела закрыть глаза перед вспышкой магния, но и под закрытыми веками всё равно взорвались искры фейерверка. Мистер Хофер, ожидая новых похвал, тут же принёс вторую фотографию. Теперь он чувствовал себя частью научного проекта и забросал дедушку вопросами о новых видах, Смитсоновском институте, Вашингтоне и тому подобном.

Я поставила Растение обратно в картонную коробку и уже собралась выходить.

– Подожди, – остановил меня дедушка. – Ещё одно фото, мистер Хофер, как вы думаете?

Он поставил Растение на затейливую плетёную этажерку.

– Кэлпурния, стань тут, а я стану с другой стороны.

Я расправила фартук, он пригладил бороду. Я выпрямилась и застыла в горделивой позе.

– Не дышите, – велел мистер Хофер. – Совсем не дышите. Раз, два, три.

На этот раз свет ударил нам прямо в лицо. Так и носорога можно с ног сбить. Весь мир стал белым-белым. Наверно, снег именно такой. Моё зрение вернулось в норму, как раз когда мистер Хофер вынырнул из тёмной комнаты. Он положил все три фотографии на стойку и уже хотел шлёпнуть в левом нижнем углу свой штамп «Замечательные портреты Хофера», как дедушка его остановил.

– Пожалуйста, поставьте штамп на обороте. Эти фотографии сделаны в научных целях, и на них не должно быть ничего лишнего, – и, глядя на расстроенное лицо фотографа, добавил: – На нашу с внучкой фотографию ставьте штамп как обычно, она на память об этом дне.

И протянул ему три серебряных доллара.

Фотограф упаковал снимки в обёрточную бумагу и перевязал бечёвкой. Пора было уходить, но он никак не хотел нас отпускать. Болтая без умолку, он даже проводил нас до двуколки и настоял, что подержит Растение в коробке, пока я залезу на козлы. Он не сводил с Растения глаз, словно оно могло с ним заговорить. Я забрала у него коробку, поставила себе на колени и открыла зонтик. Дедушка тронул вожжи. Мистер Хофер стоял на дороге и махал не переставая.

– До свидания, до свидания. Приходите ещё. До свидания, и обязательно расскажите мне, когда получите ответ. Не забудьте мне рассказать, как им понравились мои снимки.

– Как вернёмся домой, – пообещал дедушка, – сразу напишу письмо и отошлю фотографии. А потом придётся ждать, а ждать труднее всего. Полей-ка наш горошек ещё разок.

Долгую дорогу домой мы с дедушкой никак не могли угомониться. Мы распевали старые матросские баллады и пиратские песни – весьма неприличные, между прочим. Правда, завидев встречных, мы предусмотрительно переходили на гимны. Вернулись мы прямо к ужину, пропылённые и усталые, но весьма довольные собой. Оставили Растение отдыхать в лаборатории и отправились в столовую.

Ужин длился бесконечно.

– Что нового в Локхарте? – спросил папа.

– Цены на хлопок, кажется, растут, – ответил дедушка. – И мы с Кэлпурнией сфотографировались.

– Сфотографировались? – Сал Росс был явно недоволен. – С чего это тебя понадобилось фотографировать?