Ничего себе! Я пробралась сквозь толпу и влезла на помост. Жиденькие аплодисменты и неожиданно громкие вопли восторга откуда-то из-за палатки – там явно куча моих братьев. Мистер Аксельрод приколол мне к платью белую розетку. Мамы нигде не было видно.
– Второе место – мисс Дови Медлин!
Дови, улыбаясь, поднялась на помост и стала рядом со мной. Мэр приколол ей красную розетку. Дови хихикала и в восторге не сводила глаз с приза. Хорошо ещё не первое место – и так её вынести почти невозможно. Казалось, она вот-вот повернётся и покажет мне язык. Она может, она такая.
– Леди и джентльмены, мальчики и девочки! Первое место за плетение кружев получает… мисс Лула Гейтс! Дружное «ура» в честь мисс Лулы Гейтс!
Лула поднялась на помост. Мне хотелось, чтобы она стала рядом со мной, но она остановилась рядом с Дови, и мэр приколол ей голубую розетку. Я никак не могла прийти в себя и всё глядела вниз, выискивая родных. Как это меня угораздило получить приз? Мои кружева того не стоили. Ещё один взрыв аплодисментов, и я сошла с помоста. Меня то и дело похлопывали по спине, со всех сторон звучали поздравления.
– Ты молодец, Лула, – я не завистливая, особенно когда точно знаю, что шансов на победу никаких. – Ты заслужила награду, твои кружева – лучше не бывает.
– С чего ты взяла? – сердито бросила Дови. Я бы её ущипнула, но вокруг слишком много народа.
– Спасибо, Кэлли, – ласково ответила Лула. – Ты, я уверена, тоже заслужила награду.
– Боюсь, что нет.
Я уж точно ничего такого не заслужила. Мама, когда узнает, наверно, в обморок упадёт от счастья.
К нам подошла миссис Гейтс.
– Молодцы, девочки, хорошо постарались.
– Здравствуйте, миссис Гейтс. Это Лула молодец. Она заслужила награду.
– Спасибо, Кэлпурния, я уверена, ты тоже.
– Даже и не знаю. А вы видели мою работу? Хотите пойти посмотреть?
– С удовольствием, но не могу. У Лулы ещё конкурс вязания и вышивки.
Я пожелала им удачи и отправилась смотреть на работы. Пробилась сквозь толпу к столу с кружевами. Каждая вещь приколота к чёрному бархату, так легче разглядеть сложный узор. Кружева взрослых – чудо красоты, воротнички и салфеточки, тоненькие как паутинка. Рядом детские работы – совсем мало. Я пробралась поближе и посмотрела на свой перекошенный воротничок, чёрный фон прекрасно подчёркивал каждую пропущенную петлю. И моё имя полностью написано красивым почерком на карточке – пусть весь мир знает, кто сделал этот кошмар.
Я подозрительно оглядывала работы. Ага, их только три. Да, я, конечно, знаю, как ужасно моё рукоделие, но весьма неприятно осознавать, что другие тоже в курсе. Ну всё, прощай, карьера кружевницы. Я, правда, и не собиралась посвящать себя именно этому занятию, но когда стало понятно, что мне в нём нет успеха, почему-то взгрустнулось. Если мне не дано заниматься наукой и в домоводстве тоже удачи нет, чему тогда себя посвятить? Где моё место в этом мире? Вопрос важный, только думать об этом страшно. Чтобы утешиться, вспомнила дедушкины слова о динозаврах и Книге Бытия: важнее понимать, чем любить. В науке необязательно любить предмет изучения, любовь к делу не относится.
Я отошла от палатки. Снять, что ли, розетку? Если меня не волнует работа, значит, не должна волновать и награда. Я взялась за ленточку, да так и застыла. Умом понимаю: надо снять, – а руки не двигаются. Так и шла, не в силах разрешить это противоречие, пока не добралась до палатки с прохладительными напитками. Хорошо, порадую себя стаканчиком кока-колы, а потом решу, что делать. Самое время для «необычайно вкусного и освежающего напитка». От моральных вопросов так устаёшь.
Длинная очередь желающих отведать новинку. У меня окончательно испортилось настроение – прямо передо мной в очереди оказался мистер Грассел.
– Привет, Кэлли, – весело начал он. – Получила приз, я вижу.
И чуть не ткнул пальцем в розетку, я едва успела отпрянуть.
– Это за кружева, – мне хотелось поскорее от него отделаться. – Сэр.
– А как поживает твоя семья?
– Спасибо, хорошо.
К нам подбежал сияющий Тревис – давно его таким довольным не видела. На груди – огромная голубая розетка. Он пришёл похвастаться, и я втянула его в очередь перед собой.
– О, какая лента, парень, – тут же завёлся мистер Грассел. – За что? «Лучший ангорский кролик». Выгодное дельце – ангорская шерсть. Молодец, рано начинаешь, сынок.
– Спасибо, сэр. – Тревис не ожидал таких бурных похвал. – Банни – мой любимчик, я не собираюсь его продавать. Он самый большой и самый пушистый кролик на свете.
– Зачем продавать? – согласился мистер Грассел. – Владелец кролика-производителя тоже может неплохо заработать.
На лице Тревиса отразился живой интерес. Он больше имел дело с кошками и не подозревал, что Джесси Джеймс или Бэт Мастерсон могут чего-то стоить.
– И продавать не придётся?
– Конечно нет. Люди будут брать Банни напрокат, ну, скажем, на час, чтобы у их крольчих родились от него детки.
– А потом вернут?
– Конечно вернут.
– И заплатят?
– Наличными, даже не сомневайся.
– Надо же! А как вам кажется, Банни возражать не будет?