— Контроль хороший, — качнул головой наставник. — Вы редко ошибаетесь, курсант. Ваш дар по большей части вам послушен, и я даже не против, что у ваших молний есть некоторая свобода. Для жизни такого контроля над даром вам вполне хватит. Однако для чего-то большего требуется уже другой подход.
— Честно говоря, лэн, я не совсем понимаю…
— Скажите, курсант, как вы думаете, есть ли разница между теми молниями, что вы создаете, и теми молниями, что существуют в природе?
— Конечно, лэн, — без колебаний ответил я. — Если в меня ударит обычная молния, я, как и вы, тут же спекусь. Точно так же, как и курсант Босхо, если облить его горючей жидкостью и поджечь, вряд ли доживет до момента, пока его загрузят в медицинский модуль.
Лэн Даорн испытующе на меня посмотрел.
— А над тем, почему так происходит, вы не задумывались?
— Это тема одного из занятий по теории магии, лэн. Лэн Штассэ говорил, что над природными явлениями люди (в том числе и маги) не властны. А тот огонь или молнии, что мы создаем, имеют несколько иную основу.
— Вы правы. Наличие дара позволяет нам адаптировать природное явление, преобразуя его и делая для нас безопасным. Вы знаете, почему это происходит? Знаете, по какой причине вы владеете именно молниями, а я, к примеру, водой?
Вот тогда я на мгновение растерялся.
— Бытует мнение, лэн, что нам покоряется лишь та стихия, к который мы наиболее близки духовно.
— Точно, — кивнул наставник. — Дар, как вы помните, отзывается на наши мысли, желания, устремления. Поэтому мы и наша магия в чем-то похожи. Вы этого не замечали?
Я окинул его задумчивым взглядом.
На эту тему лэн Штассэ детально не говорил, но кое-что в книгах мне действительно встречалось. Еще когда лэн Аруд упомянул, что мой дар слышит не мысли, а чувства, я мимолетно подумал, что для этого между нами должна образоваться какая-то связь, некая общность. Ведь иначе я не смог бы свои молнии ни призвать, ни контролировать. К тому же они у меня были почти живыми. Да и у Босхо огонь проявлял просто прорву эмоций, видимо, откликаясь на желания хозяина.
Но если я в чем-то похож на свои молнии, если я такой же порой резкий, склонный к риску и жутко любопытный… то, выходит, лэн Даорн по эмоциональному настрою ближе именно к воде?
Хм. Необычно. Мне-то казалось, что он больше походит на камень. Вечно спокойный, непробиваемый. Однако если он прав, значит, он при этом еще и достаточно гибкий.
— Магический дар нередко говорит о нас больше, чем слова и поступки, — кивнул в ответ на мое предположение лэн Даорн. — Поэтому я настоятельно советую присмотреться к вашим коллегам. К тому, как ведет себя их магия. Как она реагирует на действия хозяина. Что происходит, когда человек злится, радуется, раздражается или же демонстрирует полнейшее равнодушие. А еще я советую вам присмотреться к себе и к своему дару: как только вы поймете, что на самом деле он — это вы, то необходимость контроля над ним полностью исчезнет.
Я тогда порядком озадачился этой фразой, не понимая, как такое может быть, если нас с самого первого дня учили именно контролю. И только много позже до меня все-таки дошло: нас учили контролировать не столько дар, сколько себя самих!
И это в корне меняло мое отношение к учебе!
Глава 6
Первое стэбра и одновременно первый день нового, шесть тарнов девяностого первого года по местному летоисчислению, я почти не запомнил.
Еще одна торжественная линейка, толпа родителей, умильными глазами смотрящая на повзрослевших детей, не менее торжественная церемония принятия в пионеры… то есть в курсанты, разумеется… да вот, собственно, и все, что было, если не упоминать сопутствующую всему этому пафосу суету.
В этом году школа лишилась десятерых выпускников, но взамен заполучила сразу двенадцать младшеклассников, среди которых, правда, не было ни одного представителя знатных фамилий. Ребята выглядели скромно, были одеты бедно, казались растерянными, некоторые даже напуганными, поэтому, когда линейка закончилась и родители разъехались по домам, они бы, наверное, еще долго жались к стенам, если бы из строя преподавателей не вышел их новый классный руководитель и не забрал малышню с собой.
Единственно, что меня несколько смутило, так это то, что количество курсантов у меня на линейке не сошлось. Ведь если десять ушли и двенадцать пришли, то всего нас должно было стать шестьдесят три. Тогда как я насчитал всего пятьдесят восемь.
Куда подевались остальные пять?
Я мельком пробежался по своему классу, но из наших с каникул вернулись все, недостачи не обнаружилось. Про остальные четыре класса я не знал — я в последние полгода вообще ничем, кроме тренировок и учебы, не интересовался. А единственный ученик, про которого я смог точно сказать, что он исчез, это тот третьекурсник со сложной фамилией, который когда-то пытался разбить мое окно. Правда, поскольку никто на этом внимание не заострил, то и я вскоре забыл, как о чем-то несущественном.
В остальном новый год начался буднично и совершенно обычно. Ну разве что в рабочем процессе произошли некоторые перемены.