С изменением географических названий в реляциях менялась и армия. Одним из первых указов Наполеона в качестве первого консула было увеличить поток призывников в армию, число которых впредь должно было составлять минимум 60 000 молодых людей в год. После самого массового призыва 1814 года в армию было зачислено 210 000 человек. Но по мере увеличения численного состава армии и ненасытной жажды императора к власти изменился сам стиль той войны, которую он вел. Если раньше он достигал победы маневром, то теперь все чаще и чаще стала проявляться тенденция давить противника массой войск, не считаясь ни с какими потерями. «Я могу использовать 255 000 человек в год», — однажды сказал он. Но такие потери, даже с учетом того, что он насытил армию солдатами из числа союзников — немцев, итальянцев, голландцев и поляков, — были слишком велики для народа Франции. В начале войны молодость нации радостно маршировала к славе под звуки флейт, а победы делали службу в армии привлекательной. Но останки ее ветеранов были разбросаны от берегов Москвы-реки и до гор Испании, а нация за все эти годы уже устала от славы. Наконец, наборы рекрутов нависли над страной подобно мрачным тучам, и с началом страшной кампании 1814 года армия, которая была в силах лишь отважно оборонять Францию, состояла в значительной своей части из гимназистов и стариков. Французы гордились национальными триумфами; они приветствовали возвращающихся с фронтов ветеранов и с удовлетворением взирали на захваченные трофеи. Однако по мере продолжения бойни гибель цвета нации стала представляться чересчур высокой ценой за изорванные знамена и разбитые пушки; так что многие, кто еще недавно возносил императора как идола, стали почитать его ненасытным Молохом, пожирающим их детей.
Нежелание служить в армии (к 1810 году процент уклонистов от призыва оценивался цифрой восемьдесят) имело свое влияние на эффективность французских вооруженных сил.
К 1812 году армия представляла собой конгломерат из ветеранов и новобранцев — как французов; так и иностранцев. Из 363 000 человек, вторгшихся в Россию летом 1812 года, только одна треть были французы. Когда же вектор войны повернулся против императора, иностранцы дезертировали из армии не только поодиночке, но и целыми группами и подразделениями. Так, при Лейпциге все саксонцы совместно дезертировали. Очевидно, подразделения такого рода были не очень-то ценным приобретением для императора. По контрасту с достаточно ненадежным призывным контингентом 1813 и 1814 годов та относительно небольшая армия, которую Наполеон привел к Ватерлоо, была сформирована почти целиком из ветеранов, вернувшихся из госпиталей и мест заключения, а также с гарнизонной службы на всех завоеванных территориях.
Но как бы великолепны ни были ветераны Великой армии, их победы были в основном все же заслугой одного Наполеона. Обстоятельства, при которых была достигнута победа, во многих случаях не позволяли признать за французскими воинами какого-либо серьезного превосходства над противником. Яростное сражение при Асперне, ставшее первым серьезным поражением Наполеона, продемонстрировало, что облаченные в бело-голубые мундиры австрийцы ничуть не растеряли своего мужества, тогда как кровавая баня при Прейсиш-Эйлау[30]
напомнила Западу, что существует мало столь же отважных и сильных воинов, как русский крестьянин. По мере того как война расширяла свои пределы и становилась все более и более жестокой, недостатки военной системы, при которой один господствующий гений держит в своих руках все приводные ремни, проявлялись все более очевидно. Новые массированные военные действия становились чересчур масштабными для одного человека, будь им даже сам Наполеон. И все же не существовало никого, кто бы мог занять его место. Он был чересчур крупной фигурой, чтобы кто-либо другой мог существовать в его тени, — если он находился на своем месте, в добром здравии и бодром состоянии духа, то все шло хорошо. В его отсутствие либо когда меры по управлению империей или армией шли вразрез с его мнением, дела часто шли весьма плохо.В годы, последовавшие после Маренго, Аустерлица и Йены, боевой дух французских солдат был значительным фактором на поле боя. Насколько можно судить, воздействию этого фактора были больше всего подвержены австрийцы, после них — пруссаки и немцы, в гораздо меньшей степени русские, британцы же не были подвержены его влиянию вообще. Но по мере продолжения войны войска союзников обретали уверенность в себе, а их генералы набирались боевого опыта. Когда распространились известия о поражении французов в Испании, а потрепанные и обмороженные немецкие солдаты из остатков Великой армии заковыляли обратно в Германию, миф о непобедимости французов сильно поколебался.