Эволюционер из трущоб

— Стыд совсем потеряли, — буркнула мама и, войдя в ванную, заперла дверь.

Держа меня на руках, она пустила воду нужной температуры, постелила на дно ванной коврик и усадила меня на него. Тёпленькая водичка потекла по спине и голове, заставив расслабиться. Красота! Обожаю утренний душ. Позволяет взбодриться. Если, конечно, вода ледяная, а от тёплой — наоборот — клонит в сон. И сейчас я бы с радостью поспал ещё.

Я наслаждался купанием, ровно до тех пор, пока не увидел на стенке ванной чёрный волос, похожий на волосню с предплечья охранника. Руки сами собой потянулись к нему.

— Сиди спокойно. Миша! Да что такое? Куда ты лезешь? Не нужна тебе эта гадость! — Мама направила лейку душа на волос, и он устремился в слив.

— Да что ты творишь⁉ Он же бывший гвардеец! А значит, должны владеть боевыми навыками! — Закричав, я рванул к сливу, но меня на полпути перехватили.

— Какой то ты сегодня неуправляемый. Всё. Выходим.

— Пусти меня, женщина! Ты мешаешь мне развиваться!

Хоть я и говорил разумные вещи, но слышала мама лишь «Уа! Уа!» Зараза! Как только научусь говорить, появится шанс аргументированно спорить. Может, тогда моё развитие пойдёт быстрее, а не будет смыто в сливную яму.

Меня вытерли, одели и отнесли на гимнастику. Тренер снова выкручивал мои руки и ноги под невообразимыми углами, а я всё смотрел на его целлофановую шапочку и думал, как бы вырвать у него пару волосяк. Если бы у меня были зубы, я мог бы укусить его до крови за руку и тогда бы точно получил геном этого мускулистого амбала. Увы, зубы пока не выросли.

После гимнастики меня пытались утопить в бассейне. Я доблестно сражался и вроде бы даже проплыл… пару сантиметров. А потом наглотался воды и пошел на дно. Сегодня тренер был не в настроении и давал мне шанс себя проявить или утонуть, в зависимости от того, как посмотреть на происходящее.

Когда наступил тихий час, я с превеликим наслаждением уснул. А вот после сна нас отнесли на арену. Игрушечный колизей, где двадцать детей были вынуждены бороться со скукой, а ещё друг с другом.

На этот раз меня посадили в дальний угол и я банально не успел забрать ни одной игрушки. Вместо этого сидел и наблюдал, как дети сражаются за погремушки и пару машинок.

На моих глазах девочка, которой на вид было месяцев девять, выхватила машинку у зубастого паренька и со всего размаха ударила его транспортом по лицу. Удар вышел не слабый и рассёк лоб мальчишке, ведь машинка была, ни много ни мало, железной. Вот только на вой парнишки никто не пришел, даже его мама. Он просто обливался слезами, оставляя на ковре кровавые пятна.

Пока я наблюдал за этим зверством, краем глаза заметил, что Федя вооружился вчерашней погремушкой и направляется ко мне.

— Гу-гу! Агу-гу! — выкрикнул он, размахивая погремушкой, как булавой.

— Уйди, юродивый. Я в печали, — отмахнулся я, но это никак не помогло предотвратить зарождающийся конфликт.

— Давай, Феденька! Как я учила! — выкрикнула Румянцева из-за стекла и захлопала в ладоши, предвосхищая скорую месть.

Я поднялся с палласа и стал ждать, пока её сынок подойдёт ближе. Федька остановился в пятнадцати сантиметрах от меня и занёс погремушку над головой.

— Гу-агу-гу-гу-у-у–у! — дерзко заявил он и…

И я толкнул его. Правда упал не только Федька, но и я плюхнулся на него сверху. Вышло так удачно, что он приложился затылком и взревел, словно раненый зверь. Ему было чертовски больно и обидно. Федька покраснел как рак, и вместо того чтобы, скуля, убраться подальше, решил ударить меня погремушкой.

А я что? Я ничего. Лежу сверху и тяну его за волосы в разные стороны. Мне всё-таки нужен генный материал. А он так удачно сам напросился. Хе-хе.

Видя, что удары сына не достигают цели, Румянцева Ирина Вячеславовна ворвалась в игровую комнату и даже сбила с ног воспитателя, пытавшегося её остановить. Но на этот раз воспитатель был не один. Коренастый мужик преградил ей дорогу и обхватил за талию яростную бестию.

— Пусти меня, ублюдок! Ты был обязан защитить моего сына от этого выродка! Такому ничтожеству не место в нормальном обществе! Вышвырните этого щенка на улицу! — голосила она, тыча в меня пальцем, а второй ладонью лупила по спине воспитателя.

— Ирина Вячеславовна, при всём уважении, здесь не детский лагерь. Мы готовим будущих воинов. Надежду и опору рода. Если ваш сын способен только рыдать, то мы можем доложить господину, и на улицу отправитесь вы, а не этот мальчик, — холодным тоном проговорил воспитатель, хотя его лицо улыбалось, ведь груди Румянцевой тёрлись о его щёки.

На удивление, речь воспитателя охладила пыл припадочной. Она оттолкнула коренастого, поправила платье и надменно заявила, осмотрев окружающих:

— Мой сын станет опорой рода. А когда он вырастет, вы все заплатите!

Топнув ногой, она удалилась, а за стеклом послышался голос деревенщины из нашего барака:

— А я-то чё? Я вообще молчала. Мне-то за что платить? Не, ну вы слышали?