Исследование макроэволюции сопряжено с еще большими трудностями, чем исследование микроэволюции. Между микро– и макроэволюцией пролегает своеобразная «зона молчания» или «неизвестная земля» – познавательное пространство, характеризующееся крайней ненадежностью, скудностью и недостаточностью фактического материала вследствие принципиальной неполноты палеонтологической летописи.
«Что касается эволюционный изменений на уровне макроэволюции, – пишет по этому поводу В. Грант, – то это явление исторического порядка и, следовательно, недоступные для непосредственного наблюдения. Отсутствие свидетельств очевидцев – затруднение, внутренне присущее любой попытке воспроизвести события прошлого» (Грант В. Эволюционный процесс. Критический обзор эволюционной теории – М.: Мир, 1991 – 488 с., с. 24).
Наиболее четко позицию СТЭ в отношении происхождения макроэволюционных изменений выражает В. Бердников. «Центральным объектом макроэволюции, – пишет он, – является филетическая линия, т. е. цепь видов, связанная отношением «предок-потомок». Процесс ветвления (кладогенез) может преобразовывать одну исходную филетическую линию в филум, т. е. совокупность многих параллельно эволюционирующих линий. В связи с этим генетическая информация каждого вида – это несколько измененная наследственная информация жившего ранее вида – предка» (Бердников В.А. Основные факторы макроэволюции – Новосибирск: Наука, 1990 – 253 с., с. 3).
Обстоятельное исследование проблем макроэволюции в России принадлежит В. Назарову (Назаров В.И. Учение о макроэволюции – М.: Наука, 1991 – 288 с.). Он именно в связи с мощным натиском гипотез макроэволюции видит решение судьбы синтетической теории эволюции и нахождение путей к новому синтезу. Либо СТЭ окажется достаточно гибкой, ассимилирует возникновение новых представлений о макроэволюции, расширится и устоит, либо она будет разрушена и ее место в качестве эталонной займет новая теория – такова альтернатива в развитии теории эволюции жизни.
В первом случае осуществленный СТЭ синтез будет лишь дополнен новыми представлениями, а во втором – понадобится новый синтез, построенный на совершенно новом фундаменте.
Но только ли нерешенность проблем макроэволюции и ее связи с микроэволюцией побуждает исследователей к поиску путей к новому синтезу? Ведь проблем, требующих более адекватного решения в теории эволюции накопилось очень много. Современный кризис эволюционизма требует выработки новых подходов по всем направлениям развития теории эволюции. Как сама СТЭ, так и ее конкуренты неспособны разрешить накопившиеся противоречия и парадоксы на собственной почве этих теорий с их геноцентрической ориентацией и мутационистским ограничением эволюционных механизмов.
В. Назаров выделяет четыре периода в развитии представлений о макроэволюции. Первый период начался с выходом «Происхождения видов» Дарвина, в котором была обоснована идея единства факторов видовой и надвидовой эволюции, развитая Геккелем в его теории филогенеза, но оспоренная неоламаркистами Негели и Копом.
Второй период связан с выдвижением самого понятия макроэволюции в 1927 г. российским биологом Филипченко в связи с утверждением специфичности макроэволюции в свете данных генетики. Внутривидовой уровень эволюции получил название микроэволюции, а надвидовой – макроэволюции (от греч. «макрос» – большой, крупный, длинный).
Третий период В. Назаров связывает с выдвижением в 1940 г. концепции макромутаций Гольдшмидта и концепцией палеонтолога Шиндевальфа о реальности разрывов в палеонтологической летописи. Обе концепции, укрепившие сальтационизм, были отвергнуты большинством научного сообщества. В тот же период палеонтолог Симпсон в 1944 г. осуществил синтез палеонтологии с популяционной генетикой, что привело к утверждению дарвинистского тезиса о единстве и взаимосвязи микро– и макроэволюции.
Четвертый период начался на рубеже 60-х – 70-х годов XX века с выдвижением в 1969 г. гипотезы Бриттена и Дэвидсона о мутациях регуляторных генов как основе специфичности макроэволюционных процессов, а в 1972 г. – с созданием Элдриджем и Гулдом теории прерывистого равновесия (Там же, с. 6).
При выделении этих периодов обращает на себя внимание следующее. Во-первых, все четыре периода характеризовались наличием противоречий в научном мире и разделением научного сообщества по поводу статуса макроэволюции на превалирующую позицию и оппозицию. Во-вторых, первый и третий периоды отличались преобладанием точки зрения тех ученых, которые придерживались мнения о единстве микро– и макроэволюции, о проистекании макроэволюционных процессов из микроэволюционных, а второй и четвертый были связаны с накоплением сомнений по этому поводу и повышением влияния концепций, настаивавших на специфическом характере макроэволюции и качественном различии этих процессов.
В-третьих, точка зрения, согласно которой макроэволюция вытекает из микроэволюции и оба этих процесса находятся в неразрывном единстве, является дарвинистской, а противоположная точка зрения неизбежно приводит к разрыву с дарвинизмом.