Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

Далее Клоц исследует Писание именно как исторический источник о создании мира и человека, высказывая ряд наукообразных гипотез по этому поводу. Он резко протестует против отнесения библейской истории создания мира к мифологии, то есть отрицает всю совокупность религиоведческих знаний по этому поводу. Резко отрицает он и попытки «примирения» креационизма с эволюционизмом, выраженные, например, в представлениях о днях творения как целых исторических эпохах в эволюции Земли, биосферы и человечества. Он требует буквального понимания дней творения, то есть сохранения креационизма в чистом виде, незамутнённом эволюционизмом, причём принятия его за истину, более доказательную, чем научная истина.

С этой целью он посвящает значительную часть своей книги выискиванию и пересказу нерешённых проблем в научных основаниях теории эволюции. В науке, в отличие от религии, всегда есть нерешённые проблемы, дискуссионные вопросы, сферы непознанного, которые побуждают науку к движению вперёд, получению научных знаний, расширению сферы познанного, углублению уже известного. Зато в креационистской доктрине с этим всё в порядке: всё известно на основе принимаемого на веру воображаемого знания, все проблемы решаются путём цитирования боговдохновенных первоисточников, авторитет Писания допускает лишь различия толкований, споры ведутся лишь по поводу правильности понимания и объяснения многочисленных противоречий (которые в религоведении объясняются различием мифологических наслоений).

Аргументы, которые применяет Клоц против достоверности научного знания, весьма типичны для креационизма в целом. Во-первых, они направлены не столько против науки, сколько против научного мировоззрения и научной веры. Наука без мировоззренческих выводов вполне может быть истолкована в духе креационизма, особенно, если добытые ею знания берутся в отрыве от научного знания как системы.

В связи с этим, во-вторых, Клоц особенно резко протестует против представления многих учёных о «Боге пробелов», то есть о том, что наука прибегает к понятию Бога там, где не находит эволюционных объяснений, и что чем меньше пробелов в научном знании, тем дальше отодвигается идея Бога за пределы уже известного, постепенно теряя своё значение.

В-третьих, Клоц начисто отрицает способность науки, как и во времена Ньютона, объяснять конечные причины исследуемых явлений. Известно, что Ньютон в своих «Началах натуральной философии», сформулировав закон всемирного тяготения, отказался от возможности объяснить первоисточник тяготения, отнеся его к воле Божьей. По мнению Клоца, так происходит в науке и сейчас. «Действительность такова, – утверждает пастор, – что мы отказались от попыток объяснения того, что физики называют «исходным состоянием». Одно время считалось бесспорным, что такие феномены, как электричество, магнетизм и гравитация могут быть объяснены на основании причинно-следственных связей. Сегодня мы понимаем, что мы никогда не сможем объяснить эти феномены. В лучшем случае, нам под силу лишь их описать» (Там же, с. 103).

Из этой цитаты хорошо видно, что опорой современного креационизма является недостаточное знание состояния науки (которая далеко продвинулась в объяснении этих природных процессов и материи в целом), а также явный агностицизм, то есть уверенность в том, что наука никогда не узнает первопричины природных явлений. Однако такой первопричиной с точки зрения научного знания как системы и является эволюция. Но агностический подход как раз и означает признание «Бога пробелов» в знании, против образа которого автор книги только что решительно протестовал. Пробелы заполняются посредством изучения механизмов эволюции, которые не имеют никакого отношения к деснице Божьей.

В конечном счёте, само развитие научного знания служит основанием новому креационизму для отрицания теории эволюции и следующих из неё мировоззренческих выводов. Ведь развитие связано с отказом от многих прежних представлений. Впрочем, явно неадекватная и тотальная критика науки со стороны религиозно ангажированного сознания может по определённым позициям оказываться полезной. Тем более, что для критики приходится становиться на научную почву и противопоставлять подходы одних учёных другим. К сожалению, эта критика почти всегда носит невежественный, популистский и крайне консервативный характер.

Все эволюционные процессы креационист объясняет «божественным планом». Этим же объясняется «сходство человека и обезьяны»: для их создания Бог мог использовать сходный план. При этом снова делается попытка обернуть всё, что известно из науки против выводов из той же науки. В результате науке противопоставляются не выводы, а домыслы, основанные опять же на служении «Богу пробелов»! Доводы креациониста имеют всегда одну и ту же структуру: раз учёные спорят по какому-либо поводу, значит, наука ничего не знает о том, что она открыла, Писание же знает, поскольку вдохновлено Богом.