Наш ответ опирается на эволюционную теорию познания. Наука является результатом последних столетий, самое большее — тысячелетия. Научное мышление покоится, правда, частично на биологически обусловленных свойствах человеческого мозга (см. стр.121), но не была сама определяющим фактором эволюции. Напротив, донаучный опыт и повседневный рассудок принадлежат к действенным компоненнтам эволюционного приспособления. Мы можем поэтому предположить, что субъективные структуры донаучного познания, к которым принадлежит также и восприятие, приспособлены к тому миру, в котором они развивались. Однако не следует ожидать, что эти структуры соответствуют всем реальным структурам или годятся для правильного понимания всех этих структур.
Окружающий мир, в котором должны испытываться наши познавательные структуры, распространяется от миллиметров до километров, от секунд до годов, от нулевой скорости до нескольких метров в секунду (км/час), от равномерного движения до земного ускорения (? 10 м/с2, также ускорение спринтера), от грамма до тонн. Для этих размеров наши формы восприятия и мышления, так сказать, "достаточно хороши".
Они возникли именно в ходе длительного взаимодействия человека с природой, которое он, чтобы выжить, должен был осуществлять прежде всего с чисто биологическиих позиций. Следовательно, допустимо полагать, что они преимущественно приспособлены к миру его повседневного опыта и что это в действительности имеет место. Нет никакого сомнения, что эвклидова геометрия является естественно данным инструментом для изображения пространственного опыта в нашем повседневном мире. При этом ни в коем случае не говорится, что она применима, когда мы выходим из мира нашего повседневного опыта на просторы космоса, которые нам открывает современная астрономия…
(Также категории субстанции и причинности), без сомнения, являются формами, с которыми человек, с тех пор как он появился, входит в мир опыта; в этом смысле Кант прав. Но они, как и геометрия, возникли на основе доступного нашему повседневному опыту материала и остаются, по меньшей мере подозрительными, в отношении их достаточности, когда мы выходим в области, где все привычные формы восприятия отказывают и помощь могут оказать только абстрактные конструкции мысли.
(Bavink, 1949, 237)
С одной стороны, также и внутри эволюционной теории познания дедуктивно выводится утверждение, что наши структуры восприятия и опыта применимы в областях нашего непосредственного окружающего мира и что в других областях, мире непривычных размеров, они могут отказывать.
С другой стороны, эта констатация не является новой для современной науки, скорее даже — по меньшей мере, с возникновения теории относительности и квантовой механики — тривиальностью.
Общие формы созерцания и категории, такие как пространство, время, материя и причинность, сослужили хорошую службу в мире "средних размеров", к которому человечество приспособлено биологически. Здесь вполне удовлетворительны ньютоновская механика и классическая физика, которые основываются на этих категориях. Они, однако, отказывают, когда мы вступаем в миры, к которым человеческий организм не приспособлен.
Это имеет место, с одной стороны, в атомарном, с другой — в космическом измерении. (v.Bertalanffy, 1955, 257)
(v.Bertalanffy, 1955, 257)
Поэтому классическую или, по меньшей мере, ньютоновскую физику можно охарактеризовать как "физику средних размеров". Она приобретает свою значимость благодаря тому, что исходит из осуществляемого почти без трения движения луны и планет и, полученные таким образом законы (уравнения движения и закон гравитации), переносит на земные проблемы (свободное падение и др. как гравитационные силы). Она объединяет, тем самым, механические законы «подлунного» и "надлунного мира" (см. стр.30) и охватывает благодаря этому широкую область наблюдаемого мира таким образом, что нужно большое повышение измерительной точности, чтобы вообще можно было установить несогласованность. Если бы не было планет и луны, траектории которых можно было измерять на протяжении столетий, а имелись бы только кометы, или небо было бы покрыто облаками, то закон гравитации и, возможно, также уравнения движения были бы установлены значительно позднее. Но, так как ньютоновская физика описывает именно наш опытный мир с удивительной точностью и предсказательной мощью, потребовалось свыше 200 лет, чтобы она была не только дополнена, а скорректирована.
Кантовскую трансцедентальную философию также можно рассматривать как "теорию познания среднних размеров".
Фактически Кант ведь рассматривается зачастую как философ ньютоновской физики. Такая трактовка только усоловно правильна, так как, во-первых, Ньютон имел свою собственную философию, которая существенно отличалаь от кантовской и, во-вторых, пространству и времени в ньютоновской механике приписывается объективный (даже абсолютнывй) характер, который Кантом как раз отрицался.