b) Солнце движется (в среднем) все 24 часа. (Это действительно не на всей Земле, а именно по ту сторону полярного круга. Phifeas von Marseille (350–300), который описал полуночное солнце и "замёрзшее небо" в течение столетий считался мастером лжи.) (119)
c) Все живые существа смертны. (Одноклеточные не являются смертными; они делятся.)
Мы можем даже придумать мир, в котором наши индуктивные ожидания были бы бесполезны или даже вредны. Мир мог бы (в рамках физических законов) быть настолько неупорядоченным, что обучение посредством проб и ошибок было бы бессмысленным или совершенно не могло бы установиться. Солнце могло бы взорваться как Новая, нам могла бы встретиться комета, подземная водородная бомба могла бы привести к цепной реакции запасов урана, смертельный яд или сильное радиоактивное излучение могли бы истребить человечество и т. д.
Несмотря на это эволюционная точка зрения имеет важные преимущества: во-первых она даёт объяснение существования наших врождённых, орто-индуктивных диспозиций. Мир, в котором мы живём, доныне не был настолько хаотичным, каким бы он мог быть, а является относительно константным и упорядоченным. Ожидание закономерности, способность обучаться посредством проб и ошибок, склонность на основании прошлого «заключать» о будущем, сохранили поэтому доныне диспозицию к индуктивным заключениям. Живые существа, которые бы этим не обладали, например, параиндуктивисты или существа без условных рефлексов были бы подавлены в естественом отборе и вымерли.
Ибо если наши предпосылки ложны, то наши стремления остаются неудовлетворёнными, и если такое случалось бы часто, мы бы вскоре погибли. Поэтому нет ничего особенно примечательного в нашей способности делать правильные предсказания о закономерностях нашего мира. Если бы мы этого не могли делать, мы бы здесь не находились, чтобы заметить наши ошибки.
(Pepper, 1958,106)
Во-вторых, эволюционный подход даёт прагматическое оправдание нашим диспозициям.
Уже в том, что мы существуем и можем себя спрашивать, насколько оправданы самой природой наши заключения о закономерностях, заключаются основы нашей веры в это. Это не логическое а (много лучше) фактическое обоснование индуктивного скачка…
На этот вопрос, которым занимались Юм и Кант… даётся ответ: мы имеем врождённые диспозиции предполагать закономерности и, если бы наш окружающий мир этими закономерностями не обладал, мы не находились бы здесь и не ставили такие вопросы.
(Pepper,1958,106 f)
Если бы сегодня родился параиндуктивист (что, впрочем, предполагает мощнейшую мутацию!), то он бы не знал, что он должен делать; ибо его принцип говорит ему только то, что не должно случиться (все естественные законы для него не значимы); но отсюда не вытекает ещё отчётливых предпосылок, которые могли бы руководить его действиями.
Так пара-индуктивист, ожидая, что солнце завтра не взойдёт, вынужден ориентироваться на то, что будет светло; он не смог бы ничего видеть (глаза отрицаются в их обычной службе), однако, он должен был бы опираться на ясновидение.
Пара-индуктивист полностью неспособен к действию. То же самое относится к анти-индуктивисту, который из-за факта, что мы не имеем логических оснований ожидать закономерностей на завтра, вообще ничего не ожидает(см. стр. 105 и д.). Конституционный индуктивист, напротив, руководствуется — т. е., как он привык — гипотетически постулированными закономерностями и действует в соответствии с ними (vgl. Popper, 1973, 34 f.) Это было ловким ходом эволюции — снабдить человека такими ожиданиями, чтобы даже строгий логик не утратил волю к действию.
Мир средних размеров ("Мезокосмос")
На стр. 41 мы сделали различения между восприятием, донаучным опытом и научным познанием. В основе теоретико-познавательной схемы на стр.120 также находится это различение. Всегда, когда искуственная, дискретная схема должна разлагать континуум, находятся граничные случаи, которые не поддаются однозначной классификации: при разложении видимого спектра цветов, на границе между неорганической и органической субстанциями (напр., СО2), между мёртвой материей и живыми организмами (напр., вирусами), между растениями и животными (напр., евглена), между ребёнком и взрослым и т. д.
Также и ступени познания не отделяются резко друг от друга. Несмотря на это имеется грубая характеристика, которую мы использовали на стр. 124: реконструкция реального мира в восприятии осуществляется неосознанно, в донаучном опыте осознано, но ещё некритично, в науке осознанно осознанно и критически.
Научное познание отличается, тем самым, от опытного познания среди прочего тем, что оно критично, что оно осознаёт гипотетический характер своих предложений и законов (по меньшей мере в нашем столетии) и что, благодаря своим улучшающимся методам (наблюдения, эксперимента, вывода), обладает намного большим индуктивным базисом для своих теорий. Как можно объяснить эти различные достижения различных познавательных методов?