Коракесий располагался у западной оконечности нагорья Ташели. У восточной оконечности был выстроен его двойник - город-крепость Корик, точно так же устроенный на островке, соединенном с берегом песчаной косой. Место это было столь удачно приспособлено для обороны самой природой, что его использовали десятки поколений местных жителей. И теперь еще на островке виднеются развалины замка Кёргёз, чьи хозяева повелевали окрестными водами.
Вся эта местность - Киликия Трахея («неровная, каменистая») - была, по словам Страбона, словно нарочно создана для разбоя. К условиям природным прибавились условия политические. После захвата Римом Пергама в 130 году до н. э. западная (горная) Киликия стала магнитом, притягивающим к себе все отбросы общества. О лучших условиях для создания пиратского государства трудно было мечтать. Высокие горы заставляли жителей селиться у их подошвы - на приморской равнине, открытой для вражеских набегов. Обилие корабельного леса давало широкие возможности для судостроения. Бесчисленные бухточки, гавани, шхеры служили превосходными укрытиями для кораблей, а горы - великолепными укреплениями и убежищами. На их вершинах атаманы беседовали с богами, а иные и сами уподобляли себя богам. В 70-х годах до н. э. некий Зеникет, некоронованный властитель Корика, Фаселиды и значительной части Памфилии, избрал своей резиденцией ликийскую гору Феникунт, возможно, памятуя об ее втором имени - Олимп. С ее верхней точки, парящей на высоте двух тысяч трехсот семидесяти пяти метров, он, словно стервятник, обозревал море до Кипра на юге и до Киклад на западе, а также всю Ликию, Милиаду, Памфилию и Писидию, намечая очередную жертву. Когда грабежи Зеникета стали невыносимыми и римский полководец Публий Сервилий уничтожил пиратов, захватил в плен их главаря Нико и взял Олимп приступом, уверовавший в свое бессмертие Зеникет принес щедрую жертву богам: он сжег заживо себя и свою семью.
Контролируя такие обширные области, пираты с легкостью добывали рабов для продажи. На любом невольничьем рынке Греции и Малой Азии можно было приобрести не только раба, но и любые сведения, относящиеся к работорговле: о ценах, о наличии рабов разных национальностей, полов, цветов кожи и возрастов, об ожидаемых поступлениях. Можно подумать, что в Эгейском бассейне действовало своего рода агентство, широко разветвленное и узкоспециализированное. Живой товар стал еще прибыльнее, чем раньше. Новообращенных рабов доставляли в Киклады, где Делос, переданный римлянами в 167 году до н. э. Афинам с условием, что это будет свободный порт, сделался самым крупным международным невольничьим рынком из всех, какие знала история.
Делос издавна был партнером Родоса и Коринфа в их посреднической торговле, и хлынувший в него поток богатств заставил островитян подумать о новой гавани, удовлетворяющей уровню товарооборота. Она была выстроена уже после гибели Коринфа, в 125 году до н. э. Общая длина делосских причалов достигала двух километров - огромная цифра для того времени. По свидетельству Страбона, Делос «был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов».
Богатства, затопившие Италию после разрушения Карфагена и Коринфа, требовали учета и ухода, поэтому римляне нуждались в рабах, как никогда раньше. Рабы нужны были и для гладиаторских игр, перенятых римлянами у этрусков. И число таких рабов неуклонно росло: в 261 году до н. э. в Риме сражались три пары гладиаторов, в 216-м-двадцать две, а в 200-м - двадцать пять пар. Вскоре их количество исчислялось уже четырехзначными цифрами. Возможно, именно за рабами для своих игр тирренские пираты приходили к Делосу и грабили его, если делосцы не откупались деньгами. Наведывались они и на Родос, союзный Делосу. Гарантия надежного и выгодного сбыта невольников толкала на поприще андраподистов всех, кто имел крепкие мускулы и быстрые ноги. Товар не залеживался. «Купец, приставай и разгружай корабль, все продано»,- эта поговорка родилась на Делосе в те дни.
Безнаказанность рассматривалась как поощрение, а добыча - как законный заработок. Римляне мало интересовались сирийскими делами, а сирийским правителям после мятежа Трифона и последовавшей вслед за ним серии восстаний было не до пиратов. Антиох обладал незаурядным талантом портить отношения со своими соседями - Кипром, Египтом, Родосом, и этим не замедлили воспользоваться его подданные, вынужденные самостоятельно заботиться о своем пропитании. Флор сообщает, например, что киликийская разбойничья эскадра некоего Исидора безнаказанно хозяйничала во всем восточном Средиземноморье от Кирены до Крита и Пелопоннеса. Очистив этот «золотой треугольник», Исидор со своими тринадцатью квинкверемами нанялся на службу к Митридату и вполне вероятно, что после того как он попал на Лемносе в плен к Лукуллу, стал так же ревностно служить римлянам, совсем недавно, в 100 году до н. э. принявшим закон Апулея «О преследовании пиратов».