Евпраксия

Анна ждала сей миг. А как поднялись наверх, первым делом руки у дочери осмотрела. Она еще утром подумала ногти немного остричь, пальцам урону меньше будет. А как привела все в порядок, так вновь наступили часы танца.

– Все повторяй за мной: силу удара, движение ног. Ошибок не замечай, сами уйдут.

– Запомнила, матушка, – ответила Евпраксия. А упорства ей было не занимать. Она подумала, что чему научится, то за плечами не носить. И ежели придет беда на чужбине, что ж, она обнажит свой «меч».

И потекли дни. Они мелькали, словно последние льдины на Днепре в половодье – пролетела, и нет. И с каждым днем княжна становилась увереннее в себе, искуснее, сильнее, стремительней. Нет, не прошло даром то, что она ловко лазила по деревьям, что быстро бегала, что дальше сверстников бросала в реку камни. Однажды, уже через две недели со дня приезда в Предславино, когда присели отдохнуть, Анна как-то торжественно сказала:

– Вот ты и научилась оберегать древо девственности. Никто не сорвет с него ранний плод, ежели ты не позволишь.

А занимались они до этого часу несколько дней тем, что Анна учила Евпраксию, как связывать крылья птице похоти, а если к тому будет нужда, и убивать ее в посягателе. Эта наука далась Евпраксии с трудом. Ее угнетало смущение от обнаженности того, чему учила мать. Княжна пыталась отбояриться от занятий, но Анна сумела-таки убедить дочь, что сие есть самое главное в том, чем они занимались. Когда же Анна сочла, что дочь способна защитить себя от насилия и надругательства, сказала, как завет:

– Да упаси тебя Всевышний от действ в угоду злому умыслу. Не унижай себя, носи голову гордо и оставайся сама собой.

– Спасибо, матушка. Твоей науки и милости никогда не забуду.

Покончив с уроками иранской магии, Анна попросила Вартеслава:

– Теперь, княже, возьмись с усердием за Евпраксу и за меня немецкой речи учить.

– Да тебе-то, матушка княгиня, зачем чужое слово?

– А для кумовства, – пошутила Анна.

– Ладно уж, научу вас обиходному говору, а познать больше и года не хватит.

Однако Анна сказала о себе для красного словца и не мешала Вартеславу и Евпраксии полными днями ворковать по-чужому. Княжна и тут оказалась прилежной ученицей. Она легко открывала для себя смысл сказанного Вартеславом и повторяла вопросы, ответы. С каждым днем ей было интереснее и даже забавнее заглядывать за глухой забор чужой речи.

И прошел месяц пребывания киевлян в Предславине. Все, что было задумано Анной, что наказано Всеволодом, было исполнено и обретено. Вартеслав уложил в две переметные сумы достояние своего отца, князя Святослава, добытое им в сечах с половцами. И можно было возвращаться в Киев. Как раз к намеченному дню из стольного града примчал гонец с повелением великого князя возвращаться домой.

– И сказал князь-батюшка еще о том, что завтра в Предславино явится князь Владимир с малой дружиной. Сказывают, ходил он с Ростиславом в степи на отгонные пастбища за диковинными животными, – добавил гонец.

У Евпраксии в душе вспыхнула радость. Ей были любезны оба брата. Но князя Владимира она любила сильнее с детских лет.

А в княжеских покоях началась суета, потому что княгиня Анна считала важным долгом встретить желанных близких достойно.

Глава шестая На верблюдах в Германию

К возвращению Анны и Евпраксии в Киев все переговоры со сватами были закончены. И посланцы уже с нетерпением ждали день и час отъезда на родную землю. Им оставалось ждать недолго. И на другой день после первого июньского праздника дня Святой Троицы под торжественные перезвоны всех киевских храмов княжна Евпраксия, ее жених и их свита в сопровождении полусотни воинов покинули Киев. Прощание Евпраксии с матушкой и батюшкой было трудным. Она много плакала и просила:

– Родимые, не отдавайте меня в чужую землю. – На сердце у нее было тяжело, томило предчувствие. – Я там сгину, как в неволе, – причитала она.

– Не можем мы того исполнить, не можем. Нет возвратного пути, – уговаривал дочь князь Всеволод. – Да и ты сама выбрала свою судьбинушку. Что же теперь роптать?!

Княжна вспомнила сватовство и сказанное ею «Да, батюшка, согласна» и перестала плакать.

– Простите, родимые, страх одолел меня.