Убился или покалечился, поняла Евпраксия. Позабыв обо всем, она выскочила из воды, упала возле Горислава на колени и склонилась над ним, тормоша:
– Эй! Эй, ты меня слышишь?
– Да, – ответил он, обхватил ее обеими руками и привлек к себе.
Ее холодное влажное тело вздрогнуло, соприкоснувшись с его горячей, липкой от пота кожей.
– Отпусти! – потребовала она, но окончание слова прозвучало неразборчиво, потому что его рот обхватил ее губы и втянул в себя вместе с языком.
Евпраксия затрепыхалась пойманной рыбешкой. Удерживая ее за талию и затылок, Горислав не прерывал свой затяжной, изматывающий, удушающий поцелуй. Что-то твердое уперлось Евпраксии в живот. Когда она догадалась, что именно, Горислав уже перевернул ее на спину и возился сверху, пристраиваясь.
– Нет! – взмолилась она. – Не надо!
– Лучше я, чем немец, – пробормотал Горислав и, сопя, стал проталкиваться в нее.
Евпраксия уперлась ногами в землю, чтобы стряхнуть его, но лишь облегчила ему задачу. Проскользнув с легкостью обмылка в кулаке, Горислав оказался внутри и задергался как припадочный. Евпраксию обдало чужим теплом, которое сразу же начало остывать, порождая тоскливое чувство неудовлетворенности.
– Все? – спросила она.
– Полезли купаться, – буркнул Горислав и, не тратя силы на то, чтобы подняться и выпрямиться, плюхнулся в реку.
Евпраксия села с разведенными ногами и посмотрела на себя.
– Дурак! – крикнула она сквозь слезы. – Ты хоть понимаешь, что наделал?
Горислав не ответил. Он не слышал ее, поскольку нырял и резвился в реке.
Евпраксия вошла в воду по колено и присела. Худенькая, с торчащими ребрами и лопатками, она была совсем еще девчонкой, и плач ее тоже был детским, горьким, но недолгим. Еще раз обозвав Горислава дураком, она пошла одеваться.
Глава 7
Путешествие перестало быть таким однообразным и утомительным, когда пошли города, в которых можно было отдохнуть и пополнить запасы провизии. В Луческе Евпраксия просидела три дня, несмотря на попреки подгонявшего ее барона Дюрента. Когда он стал проявлять чрезмерную настойчивость, князь Ярополк ударил кулаком по столу и сказал, что его племянница сама вольна решать, когда отправляться в путь. Немец покинул пиршественный зал в гневе и ушел из города, разбив лагерь за валами над быстрым Стыром.
– Правильно, – рассудил Горислав, когда узнал о случившемся. – Без них воздух будет чище.
– Тебя никто не спросил, – отрезала Евпраксия.
Она уже не сердилась на него, но была вынуждена притворяться, чтобы он не вздумал возобновить свои приставания. До Саксонии было далеко, и Евпраксия пока не слишком тревожилась о том, как станет объяснять или скрывать утрату девственности. Подобно всем людям, она была озабочена насущными заботами и проблемами, не заглядывая далеко вперед.
Рассматривая себя в зеркало, она отмечала происходящие с ней перемены (или воображала, будто наблюдает их). Как бы то ни было, ей казалось, что грудь у нее наливается соками, лицо взрослеет, а тело приобретает округлые формы, отличающие женщин от девочек.
Князь Ярополк удивился, когда узнал, что племянница только что отметила свое тринадцатилетие.
– Вот как? – сказал он, внимательно глядя на нее. – А я думал, тебе шестнадцать или даже больше. Рано расцвела.
В глазах его засветилось чувство, которое совсем не понравилось Евпраксии. Тем же вечером она стала прощаться с дядей, говоря, что пора в путь-дорогу.
– Куда ты на ночь глядя? – всполошился он, но она была непреклонна.
После того как Горислав взял ее силой, она составила цену сразу всем мужчинам, и цена эта оказалась невысока. Евпраксия поняла, что доверять нельзя никому, какими бы влюбленными или восхищенными глазами они ни смотрели. Все равно воспользуются своей силой и ее слабостью. После этого открытия даже предстоящий брак перестал пугать ее так сильно. Ведь наличие супруга и статус замужней дамы избавляли ее от домогательств других мужчин.
Эти же соображения руководили Евпраксией, когда она не прогнала Горислава и не покарала его за надругательство. По крайней мере он продолжал относиться к ней почтительно и служил ей защитой от немцев. Приходилось соблюдать этот баланс. Даже несмотря на то, что в обществе Горислава Евпраксия чувствовала себя так, словно была вынуждена держать при себе прирученного волка, который в любой момент может опять сорваться с цепи.
Этот волк был готов порвать любого, кто угрожал его хозяйке.
Когда Ярополк стал очень настаивать на том, чтобы Евпраксия провела у него хотя бы еще одну ночь, она под благовидным предлогом позвала Горислава, а потом – уже в его присутствии – объявила о своем решении снова. Возражений больше не последовало. Держать ручного волка опасно, но в первую очередь он представляет опасность для окружающих и заставляет их держаться на расстоянии.