Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц (адаптирована под iPad)

Бирон стал отнекиваться, скромничать, его все уговаривали. Власть шла к нему в руки безо всякого сопротивления. Усердный Бестужев соорудил петицию от имени всей государственной элиты, двухсот старших чинов, и за день до смерти Анна подписала указ: «…Во время малолетства упомянутого внука нашего, великого князя Иоанна, а именно до возраста его семнадцати лет, определяем и утверждаем сим нашим всемилостивейшим повелением регентом государя Эрнста Иоанна, владеющего светлейшего герцога курляндского». То, что умирающая так долго тянула с подписью, кажется, объяснялось не сомнением в способностях фаворита, а тревогой за его судьбу. Императрица хорошо понимала анатомию власти и, должно быть, чувствовала, что добром для Бирона все это не кончится. «Надобно ли это тебе?» – спросила царица. Последние ее слова были ободрением. «Не бойсь!» – прошептала Анна своему возлюбленному и потеряла сознание.

В российском государстве в очередной раз свершилось нечто странное: его возглавил безродный, чужестранный, никаких заслуг перед страной не имевший выскочка. Но после императрицы-полонянки Екатерины и диктатора-«конюха» Меншикова никто особенно не удивился. К тому же к Бирону за десять лет успели привыкнуть.

Умирающая Анна и Бирон. И. Сакуров

Однако умение взять власть и умение удержать ее – два разных таланта. Из хороших интриганов редко получаются хорошие правители. Правда, в том государстве, которое представляла собою Россия, власть не удержал бы и гений, если его не осенял бы ореол сакральности. Это не удалось ни ловкому Меншикову, ни, веком ранее, даровитому Годунову.

Нельзя сказать, что Бирон не попытался. Он совершил несколько вполне разумных поступков, которые должны были укрепить его положение.

В первом же манифесте «владеющего светлейшего герцога» народ извещался, что отныне правление будет правосудное, беззлобное, нелицемерное и избавленное от «противных истине проклятых корыстей». В подтверждение новых милосердных времен объявлялась амнистия всем нетяжким преступникам, снижалась подушевая подать, а также заявлялась решительная борьба с расточительством (бичом разгульного аннинского царствования) – подданным воспрещалось носить одежду из ткани дороже 4 рублей за аршин.

Милостивые начинания сочетались с предусмотрительными. Прекрасно сознавая опасность гвардии, регент назначил в гвардейские полки надежных командиров: в Преображенский – Миниха, в Конногвардейский – своего сына Петра, Измайловским и так командовал брат правителя Густав, а за Семеновским в качестве подполковника приглядывал начальник Тайной канцелярии Ушаков. Чтобы снискать расположение нижних чинов, караульным в зимнее время дозволили носить шубы.

Всё это было прекрасно, но недостаточно. Не освященный божественным сиянием правитель воспринимался как простой смертный, власть которого – дело случая. А случай можно повернуть и в свою сторону, были бы смелость и удача.

Рядом с Бироном находился человек, которому решительности было не занимать и который твердо верил в свою звезду – тот самый Миних, что помог герцогу прийти к власти. Фельдмаршал счел себя недостаточно вознагражденным (его не пожаловали в генералиссимусы) и обиделся.

Долго он не раздумывал, действовал по-солдатски, и дело свершилось с невероятной легкостью.

Седьмого ноября Анна Леопольдовна пожаловалась Миниху на то, что Бирон ее третирует и угнетает. Бравый вояка пообещал избавить ее от «тирана». Сказано – сделано. Следующей же ночью (благо стража дворца состояла из подчиненных фельдмаршалу преображенцев) Миних попросту арестовал регента. Для этого хватило двадцати человек. Бирона взяли в постели, поколотили, завернули в одеяло, кинули в повозку и увезли. Кроме регента арестовали еще двоих – его брата и Бестужева-Рюмина. Вот и весь переворот.