Евреи

— Почему же она испугалась? — недоумевал Нахман, оглядываясь на поразившую его девушку и сердясь на себя.

Неси, почувствовав, что нравится, нарочно отвернулась, а вторая, черноглазая, подхватила:

— Лея боится новых людей, — она испуганная.

— Вот как, — произнес Нахман, небрежно оборачиваясь к Неси, — кто же ее испугал?

— Ну, вот и этот спрашивает, — с досадою выговорила Неси и надулась.

— Отчего же не спросить, — перебила ее черноглазая. — Я бы тоже спросила. Видите ли, Лея вышла замуж по любви, а через год ее муж умер на улице от черной болезни. И тогда это у нее началось. Как наш Шлойма перенес ее горе, — спросите у соседей. Он как будто еще вырос в наших глазах.

— Это его дочь? — заинтересовался Нахман.

— Разве вы не догадались? После смерти мужа у Леи осталась девочка…

— Хотела бы быть ею, — меланхолически произнесла Лея, вмешавшись.

— Слышите, — она хотела бы быть всеми — только не собой… Когда ее девочка, добренькая, тихонькая, подросла, Лея стала уходить работать на фабрику. И Шлойма уходил, а девочку оставляли у соседки.

Она помолчала.

— Девочку убил пятилетний мальчик соседки.

— Какие ужасы, — пробормотал Нахман побледнев. Настроение его изменилось.

— Эге, — выговорила она, не то со смехом не то с плачем, — не пугайтесь так. Тут бывают и похуже несчастия. Вот в прошлом году свинья загрызла девятимесячного ребенка, спавшего в комнате в корыте… Где была мать? Она работала.

Она еще раз не то всхлипнула, не то засмеялась и вдруг деловито спросила:

— У вас дело к Шлойме?

— Хотела бы быть делом, — заупрямилась Лея.

— Да, дело, — разочарованно ответил Нахман.

— Чем вы занимаетесь? Работаете на фабрике.

— Нет, нет. Я служил у хозяина, собрал немного денег, а теперь ищу компаньона торговать в рядах.

— Ага, — сочувственно загорелась черноглазая, — и у вас уже началось. Все хотят свободы в жизни. На что уже тут худо нам, но и мы мечтаем.

— Мечтаете, — так же сочувственно произнес Нахман, стараясь не глядеть на Неси, которая повернулась к нему лицом.

— Теперь я вижу, что вы не здешний. Мы играем — вот наша надежда. Если не билет — кто же за нас? Пройдитесь по окраине, и в каждой квартире вы найдете билет лейпцигской лотереи. Мы разоряемся, — но у нас есть надежда.

Нахман жадно слушал ее, затаив дыхание. В соседней комнате послышались грузные шаги. Черноглазая насторожилась.

— Это мой муж, — проговорила она вдруг упавшим голосом. — Он кажется, пьян. Опять, значит, не заработал.

Она выбежала стрелой, не простившись, и сейчас же послышалась грубая ругань и ее молящий шепот.

— Вот жизнь, — уныло произнес Нахман.

— Терпеть не могу этих людей! — отозвалась Неси. — Все хороши. Пьяницы, грубые, жадные… Иногда сижу и думаю: как же я такой стану? Буду мечтать о гроше, муж у меня больной, замученный, может быть, пьяница, вот с такой бородою, и от него будет пахнуть, как от помойной ямы.

— Вы правы, — проговорил Нахман, радуясь ее голосу и дерзким словам.

— Этого не будет… — упрямо отчеканила она вдруг. — Я поклялась.

В комнату вошла новая девушка, некрасивая, в веснушках, с испуганными глазами.

Вся она была желтенькая какая-то, — носила желтое платье, желтую ленточку в волосах, желтые башмаки, и от нее веяло скукой, недоумением человека, который не понимает, как случилось, что и он существует. При виде постороннего, она, как вкопанная, остановилась на пороге и поманила Неси пальцем.

— Вот ты все сидишь, — шептала она, — а Абрам на улице ждет тебя и чуть не плачет. Зачем мучить человека?

Она произнесла это с жаром и прибавила с мольбой:

— Выйди, выйди, прошу тебя!

— Зачем я пойду? — громко говорила Неси, и Нахману казалось, что она к нему обращается. — Я не люблю маляров. Пойди сама с ним, — ведь он тебе нравится.

Она внимательно оглядела ее и жестким голосом проговорила:

— Может быть, он в тебя влюбится.

— Вот ты смеешься, — побледнев, ответила некрасивая, — я же скажу: если бы он мог. Я бы, Неси, ради него дом понесла на плечах. Я умираю от любви к нему, и хотя он видит, но не может… Вот и ленточки стала для него носить, вот башмаки, в зеркало гляжусь, — а он не может. Я не злая, Неси, выйди к нему.

— Не пойду, — рассердилась Неси, — ненавижу бедных. Я бы, кажется, зарезалась, если бы влюбилась в рабочего.

— Отчего ты с ним ходила? — с упреком произнесла некрасивая, увлекая Неси в первую комнату.

— Я не виновата, что нравлюсь, — послышался голос Неси.

Они начали шептаться и сейчас же вышли. Нахман, оставшись один, с жутким чувством посмотрел на Лею. Она сидела как раз против него, видимо, любовалась им и улыбалась. И, будто в зеркале, он видел, как она повторяла все его движения. Время томительно подвигалось.

— Меня ли она видит? — спрашивал себя Нахман, со странным чувством, почти побежденный ею.

Ее взгляд скользил, как луч, нежно, мягко, касался его лба, лица, и когда останавливался у глаз, то вонзался в них.

— Уже поздно, — тихо проговорил Нахман, с усилием повернув голову к окну, — какая темная ночь.

— Хотела бы быть ночью, — таинственно произнесла Лея.

— Какая странная жизнь здесь, — растерянно подумал он.