Евреи государства Российского. XV – начало XX вв.

Судьба Фруга была типичной для русскоязычного еврейского литератора того времени: бурная популярность среди соплеменников при жизни и полная безвестность после смерти. Ведь после Октябрьского переворота 1917 года такая литература оказалась не ко двору: Фруга окрестили «трубадуром сионизма», и, понятно, сочинения его в СССР ни разу не переиздавались. Не претендуя на полноту, попытаемся проследить некоторые вехи литературной судьбы этого полузабытого, но исключительно яркого и самобытного художника. Исследуя художественную лабораторию Фруга, мы не будем забывать о еврейской и русской литературной традициях, которые одушевляли его творчество, о российской действительности, из коей оно произрастало, о решаемых им актуальнейших вопросах своего времени. Как мы покажем, вопросы эти остро злободневны и сегодня, особенно в свете русско-еврейских отношений.

Семен Фруг

Семен Фруг родился в Новороссии, в еврейской земледельческой колонии. Здесь сразу же необходим исторический экскурс, поскольку феномен еврея-хлебопашца в Российской империи большинству современных читателей совершенно не известен. Между тем, еще в 1775 году, когда разрабатывались проекты привлечения новых поселенцев в южные губернии России, светлейший князь Г. А. Потемкин-Таврический настоял на водворении туда «хоть жидов». Он представил целую программу привлечения иудеев в Новороссию, чтобы как можно скорее развернуть торговлю на отвоеванных землях в течение семи лет не взимать с них налогов, обеспечить защиту от мародеров. Иудеям разрешалось открывать синагоги, сооружать кладбища и т. д. Для увеличения народонаселения края поощрялся ввоз в Новороссию женщин из еврейских общин Польши: за каждую такую потенциальную невесту светлейший платил 5 рублей. Вскоре Екатеринослав и Херсон стали частично еврейскими городами.

Мысль о том, чтобы приохотить русских евреев к земледелию, приписывается поэту и царедворцу Гавриилу Державину, которого император Павел I в 1799 году командировал в Белоруссию расследовать жалобы на владельца Шклова графа С. Г. Зорича, угнетавшего как иудеев, так и крестьян. Виновником всех зол Державин, однако, объявил евреев, по его словам, «неопрятных, ленивых, праздных и злых». Затем в 1800 году последовала вторая его инспекция в тамошние края для расследования причин голода населения, и опять к делу он подошел с внутренним убеждением, что «причиною истощения белорусских крестьян суть жиды». Плодом такой крайней неприязни к народу Израиля явилось державинское «Мнение об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев» (1800). В сем документе, ставшем впоследствии хрестоматийным для антисемитов, говорилось об органическом неприятии евреями производительного труда («тунеядцы, они обманами и пронырством пребывали в изобилии за счет своих гостеприимцев, не занимались ремеслами и хлебопашеством»). Державин предлагает для «исправления» евреев создать из них особый класс сельских тружеников и поселить их на юге империи для освоения необжитых степных земель. Одновременно с Державиным свою записку об экономическом положении евреев представил и литовский губернатор Иван Фризель. Он не только говорил о важности приобщения евреев к хлебопашеству, но и предлагал уравнять их в правах с однодворцами. Иными словами, в отличие от Державина, он хотел превратить иудеев в полноправных российских граждан. Но они не были первыми в России, кто поставил вопрос о евреях-хлебопашцах.